Повесть о Сашке

— Ладно, я возьму твою правую ногу и постепенно вытащу из под проволочки. Потом осмотрю землю у тебя за спиной, и ты тихонько сядешь.

Так и поступили.

— Ты умеешь разминировать эти мины? — спросил Юрка.

— Теоретически да, но экспериментировать я бы не стала. Ведь минёр ошибается всего только раз.

— Пусть так. Но возможно здесь всего-то одна мина? Ведь как-то же мы дошли почти до середины поля?

Сашка, осматривая землю сантиметр за сантиметром, вернулась на несколько метров назад, пока не наткнулась еще на одну проволочку.

— Юрка мы сидим посреди минного поля. И просто чудо, что мы не взлетели на воздух.

— Вот черт! А откуда здесь минное поле?

— Не знаю. Видать бои шли, и немцы поставили эти мины.

— А они не ставят табличку «Осторожно мины» или еще какую-то? Я возле одной из деревень видел такую.

— Наверное, ставят, чтобы своих предупредить. А во время военных действий вряд ли они вывешивают плакат «Бойцы Красной Армии не надо сюда ходит из-за мин».

— Что же будем делать?

— Не знаю. Смеркается, в темноте мне точно не разглядеть эти клятые проволочки. Давай будем считать, что между этими двумя минами ничего нет, и просто полежим здесь до утра.

— Давай.

Они улеглись на землю. Вскоре все небо над головой усыпало звездами. Пел вечную песню сверчок.

— Можешь закурить, а то комары совсем одолели.

— Я лишний раз боюсь шелохнуться, чтобы не взлететь на воздух. Да и огонек от спички могут увидеть. Не хватало еще, чтобы по нам фрицы пулять начали. Давай лучше поговорим о том, как тебя наградят медалью или даже орденом и «Красная звезда» напишет о тебе.

— Пусть пишут, мне от этого не легче, скорее бы кончилась война, чтобы я могла вернуться домой. Я всегда завидовала своей подруге — Зинке, что у нее большая квартира, есть своя комната, а сейчас эта зависть прошла. Мне не хочется жить, как она. Мне дорога наша коммуналка, дороги соседские перебранки по утрам, когда ждешь очереди, чтобы умыться. Я бы все сейчас отдала, чтобы вернуться на миг туда, где ещё не знали, что скоро будет война, обнять маму, когда она приходит с работы и почувствовать запах хлеба, сходить к тётке на почту, послушать брюзжания старушек по поводу писем и посылок, поколотить Костика, — она смахнула слезу.

— Ничего Сашка, скоро это все будет, вот закончится война, мы вернемся домой, к родным. Ты думаешь одна такая? Ан нет. Каждый партизан, каждый человек думает и мечтает о том же! Ты послушай разговоры раненых, загляни в детские глаза и ты поймешь, что каждый этого хочет. Надо потерпеть Александра, надо не сдаваться, не падать духом, а бороться. Война делает из фраера настоящего человека, — добавил он, — и ты много раз это доказала.

С «фраером» Юрка, конечно перегнул, но от его слов на душе у Сашки стало легче. А ещё она поняла, что выросла в его глазах. Её больше не считают ребёнком.

Выходило, что Юрка прекрасно понимал её.

Действительно. Ведь на душе у него вовсю скребли кошки. В последнее время он прокручивал свою жизнь. Сопоставляя её и деля на два. Жизнь до войны и во время. Теперь он был другим. Не лгал, не воровал, ему было стыдно. Перед матерью и даже перед отцом. Он задумывался о том, что закончится война, и он к прежним приятелям уже не вернётся, будет жить честно.

— Сашка, а после войны, чем будешь заниматься?.

— Сначала помогу восстановить разрушенный Ленинград, а потом доучусь в школе и поступлю в техникум, стану великим ученым, — а ты?

— Не знаю, наверное тоже пойду учиться, чтобы мать могла гордиться мной, да и отец, наверное тоже.

— Ты простил его?

— Не совсем, но другого отца ведь не будет.

— Это точно, не будет.

— А твой отец где?

— Да я и сама не знаю. Я не помню его. Костик молчит, когда я о нем выспрашиваю, а мама становится грустной. Её глаза наполняются слезами, а с губ сходит улыбка. Мне невыносимо видеть её такой, поэтому стараюсь об отце не вспоминать, но часто по ночам, я представляю его. Как он бесстрашно управляет кораблем во время шторма, или как он работает летчиком-испытателем или с папанинцами нв первой советской дрейфующей полярной станции — «Северный полюс-1» дрейфует на льдине.

— Я тоже слушал передачу про полярную станцию. Может быть, там действительно был твой отец.

— Может быть. Но иногда мне снится, что его забрало НКВД и все девчонки дразнят меня дочкой «врага народа». Я просыпаюсь в ужасе.

— Это всего лишь сон.

— Да.

— Глупый, ненужный сон.

— Наверное.

Сашка замолчала, как и Юрка. Они заснули посреди поля начиненного минами и были по своему счастливы.

Глава 22

— Так там минное поле, говорите? — спросил Михаил Петрович, ребят.

— Да, большое.

— Большое? Расскажите поточнее.

— Мы когда с него выбрались, то прошли с километр в одну сторону, потом километр в другую и всюду мины, — сказал Юрка.

— Да, там везде шпрингмины натыканы, — добавила Сашка.

— Что это такое шпрингмины?

— Это такая немецкая прыгающая мина-лягушка — закапывается в землю. Если заденешь проволоку идущую к взрывателю, вылетает на высоту полтора метра и засыпает все вокруг в радиусе двадцати метров шрапнелью.

— Ты откуда знаешь?

— В книжке читала.