Повесть о суровом друге

Наверно, и у царя не бывало такой вкусной тюри, как у бабки Христи. Я так спешил есть, что закашлялся. За одну минуту я опорожнил миску. На душе сделалось легко, нога перестала болеть. Не мог я забыть одного - обиды на барчуков.

Пока мать разговаривала с бабкой Христей, я вышел из хаты. Со двора был виден богатый дом помещика Шатохина.

Хорошо бы подползти к барскому дому и назло сломать в саду яблоню. А еще лучше отнять у барчуков красивый мячик.

Я решил: пока никто не видит, проберусь в панский сад. Желание хоть чем-нибудь отомстить барчукам побороло страх.

В глубине дворика деда Карпо стояла старая клуня. Сразу же за ней начинался панский сад.

Возле клуни я еще раз осмотрелся, не подглядывает ли кто за мной, потом лег на землю и пополз на животе, работая локтями и коленками.

- Там яблукив нема! - раздался над моей головой чей-то голос.

От страха я прирос к земле, а потом покосился вверх. На соломенной крыше сидел грязный, нечесаный хлопец и смотрел на меня без всякой вражды.

- А тебе чего надо? - спросил я недовольным тоном.

- Яблукив у панском саду ще нема. Они летом бувают.

- Без тебя знаю... Ты кто?

- Сашко. А ты видкиля?

- Из Юзовки... Хочешь, мячик у буржуев отнимем?

Сашко мигом съехал с крыши, и мы осторожно проползли под колючей проволокой в панский сад и затаились в кустах смородины.

Из открытых окон помещичьего дома доносились звон посуды, женский смех, нестерпимо вкусно пахло жареным мясом.

- До пана Шатохина министр приихав, курей едят, - сказал Сашко.

Интересно было поглядеть, как селянский министр, приехавший из Петербурга, ест курей. Но нельзя было и мячик прозевать. Поэтому я шарил глазами по двору, ища барчуков.

Пошептавшись, мы проползли еще несколько шагов и притихли под развесистой яблоней, прячась за кадушкой.

- Залезь на дерево, - прошипел мне на ухо Сашко.

- Лежи, надо мячик отнять.

Мы ждали барчуков с мячом, но они не показывались.

До барского дома было рукой подать. Тянуло заглянуть в окно, откуда доносился веселый шум.

Я влез на кадушку, уцепился за сук и взобрался на яблоню.

Отсюда хорошо было видно, что делалось внутри панского дома. В комнате под потолком сверкала люстра. А на длинном столе блестели высокие бутылки с серебряными горлышками, виднелись высокие рюмки на тонких ножках, а посреди на большой тарелке красовался будто живой, а на самом деле жареный гусь.

Стол окружали гости: барыни в белых, голубых, розовых платьях, какие-то пузатые дядьки, а главное - селянский министр из Петербурга, тот самый, которого я видел в автомобиле.

Министр что-то рассказывал, то и дело попивая из рюмки и прикладывая к губам белую тряпку. Все жадно слушали его рассказ и даже перестали есть.

- ...И вот мы отправились к государю, - донесся до нас голос министра. - Можете себе представить, господа, как я волновался: мы ведь шли к нему не с поздравлениями, а шли предложить отречение от престола... Мне было неудобно еще и оттого, что я предстану перед государем в пиджаке, небритый... Все-таки ведь царь!.. С трепетом вошли мы в салон-вагон, ярко освещенный чем-то светло-зеленым. Тут были Фредерикс, министр двора, и еще какие-то генералы... - Селянский министр опять хлебнул из рюмки и стал прикуривать длинную коричневую сигарку.

Я вспомнил, что такую точно сигарку курил Юз. Пока селянский министр, чиркая спичками, прикуривал, все, кто сидел за столом, молча глядели на него. Он подымил и еще раз отхлебнул из рюмки.

- ...Через несколько минут к нам вышел государь. Он был одет в форму одного из кавказских полков... От нашего имени князь Львов произнес небольшую речь и закончил ее словами: «Подумайте, государь, помолитесь богу и подпишите отречение». При словах «помолитесь богу» царь усмехнулся. Потом он пошел в другую комнату и принес оттуда заготовленный им самим текст отречения. Оно было написано на машинке на небольшом листке бумаги. Царь поглядел на нас и сказал: «Сначала я предполагал подписать отречение в пользу сына, но потом передумал и передаю престол моему брату Михаилу».

- Шо там. Ленька? - шептал снизу Сашко.

- Пьють, - отвечал я с дерева.

- Кого бьють?

- Не бьють, а пьють... из рюмок. Молчи.

Селянский министр откинулся на спинку кресла и, задумчиво глядя на недопитую рюмку, продолжал:

- ...Перед тем как подписать высочайшее имя, государь, помню, поглядел на нас и грустно спросил: «Действительно ли, господа, все кончено?» Князь пожал плечами, и царь подписал...

Сашко сильно дернул меня за штанину. Я глянул вниз, и сердце мое зашлось от радости: я увидел катящийся по земле мяч, тот самый красно-синий с белыми полосками, который я видел раньше.

Я прямо-таки упал с дерева и прижался к земле, точно кошка в ожидании добычи.

Вслед за мячом из-за дома выбежал маленький, лет пяти, барчонок в коротеньких плюшевых штанишках и такой же курточке. Он догнал мяч, схватил его и, размахнувшись, бросил туда, откуда мяч прикатился. Сам барчонок, расстегивая на ходу штанишки, побежал прямо на нас. Подскочив к яблоне, где мы лежали, он остановился и присел. Мне стало до того противно, что я отвернулся, а Сашко потянулся к палке.