Повесть о Варлааме и Иосафе

Тогда Иоасаф спросил его: "А мой отец никогда не слышал ни о чем подобном?" Варлаам ответил: "Определеннаго и яснаго он ничего не слышал. Когда ему начинают говорить об этом, то он делается глух и слеп, добровольно чуждаясь добра и всегда склоняясь ко злу". Иоасаф говорит: "Но я бы желал, чтобы и он был посвящен в это учение".

"Невозможное у людей вполне возможно у Бога,— отвечал старец.— Да, было бы истинно доблестным подвигом с твоей стороны, если бы ты спас своего отца и сделался столь славно родителем своего родителя. Я слышал об одном царе, прекрасно управлявшем своим государством, кротко и справедливо относившемся к своему народу. Но у котораго был один недостаток, именно: при отсутствии света истиннаго богопознания заблуждение в поклонении идолам. У него был советник со многими прекрасными качествами души, а также отличавшийся истинным благочестием и мудростью. Этот советник, печалясь и негодуя на нечестие царя и желая вывести его из заблуждения, медлил исполнением своего желания, боясь повредить как себе, так и своим товарищам, и этим устранить ту пользу, которую он мог приносить. Но он, тем не менее, выжидал благоприятнаго случая, чтобы направить царя к познанию истиннаго блага. В одну ночь царь говорит ему: "Пойдем, пройдемся по городу, не узнаем ли мы там чего-нибудь, достойнаго внимания и касающагося наших обязанностей".

Когда они шли по городу, то увидели луч света, исходящий из какого-то отверстия. Присмотревшись, они заметили подземную пещеру, где сидел один муж среди крайней бедности, покрытый убогим рубищем. Возле него стояла его жена, которая наливала ему вино в чашу. Когда чаша была полна и муж взял ее в руки, она начала громко петь, увеселяя мужа. Царь со своими спутниками, видя это, дивился, что люди могут среди такой бедности, в таком убогом жилище и одежде так веселиться.

И сказал царь своему советнику: "Что за чудо, друг, что мне и тебе, живущим в такой славе и роскоши, жизнь никогда не была так мила, как она, непонятно для меня, мила, приятна этим людям в таких ужасных и тяжелых обстоятельствах и обстановке".

Воспользовавшись удобным случаем, советник говорит ему: "А какова, государь, по твоему мнению, их жизнь?"—"Из всех, какия мне пришлось видеть, самая непривлекательная, отвратительная и безобразная",— отвечает царь. Советник же говорит ему: "Так знай же, государь, что наша жизнь, жизнь, которую мы с тобой ведем, несравненно хуже и тяжелее жизни людей, посвященных в тайну вечной славы и благ, непостижимых умом человеческим. Эти наши блистающие золотом дома и великолепныя одежды кажутся безобразнее грязи и помета видевшим несказанныя красоты нерукотворенных жилищ на небесах, Божественных одежд и нетленных венцов, которые Господь уготовил любящим Его.

Подобно тому, как нам кажетсябезумным веселие этих людей, так и мы, считая окружающую нас роскошь и ложную славу истинным благом, кажемся безумцами и достойными слез и сожаления в глазах отведавших сладости тех вечных небесных благ".

Услышав эти слова, царь, казалось, сначала онемел, потом спросил: "Кто же это такие, живущие лучшей жизнью, нежели мы?"—"Все те,— отвечает советник, — которые предпочли вечное временному". Когда царь снова спросил, что он разумеет под "вечным", вельможа отвечал: "Жизнь, непресекаемую смертью, богатство, неподозревающее бедности; вечную радость и веселие, непрерываемыя горем и неудовольствием; наконец, вечный мир, которому чужда всякая вражда и зависть. Удостоенные обладать всем этим беззаботно и безпечально будуть жить, наслаждаясь всеми удовольствиями и радостями царствия Божия и соцарствуя со Христом во веки веков. "Кто же достоин обладать таким блаженством?" — заметил царь. — "Все те,—отвечал советник: "которые идут путем, приводящим в царствие Божие, а путь этот открыт для всех желающих".—"Как же найти его?"— спросил царь. — "Этот путь заключается в познании Бога Отца, Единородного Сына Его, Иисуса Христа, и Духа Святаго".

Царь же, имея истинно царский ум, говорит ему: "Что мешало тебе до сего времени сказать мне об этом? Мне кажется, что если сказанное тобою истинно, то не следовало скрывать или откладывать его открытия. Если-же это сомнительно, то, думается, пройдет много времени, прежде чем можно убедиться в несомненности этого".—"Я не по небрежности или нерадению медлил высказать тебе эту истину, неподлежащую никакому сомнению,— отвечал советник,— но потому, что считал себя недостойным предстать пред тобою, пользующимся такои славой, в качестве просветителя; я боялся показаться тебе докучливым. Если же ты теперь прикажешь впредь повторять тебе об этом, то я готов исполнять твое приказание".—"Да,— сказал" царь,— но напоминай мне об этом не только каждый день, но даже каждый час; ибо к сему нельзя относиться небрежно, но с рвением и всеусердием".