Повесть об уголовном розыске

– Но и это не все, - Олег развернул архивное заявление почетного гражданина Балмашова. Все документы были написаны одним и тем же почерком.

– Вот вам и бедный Хасанов, - встал Коля. - По-русски говорит с акцентом, а пишет - не хуже приват-доцента филологического факультета. Вещи где, Балмашов? Сами покажете или искать будем?

Балмашов равнодушно посмотрел на Колю:

– Ждете проклятий, ругани, криков? А ничего этого не будет. Я ошибся. А за ошибки надо платить. Скажу так: я бы вас, не доберись вы до меня теперь, не пожалел. А уж вы поступайте, как знаете.

Коля кивнул Воронцову. Тот вышел вместе с понятыми в коридор, заглянул на маленькую кухонку, потом - в кладовку. Там стояли три чемодана. Воронцов принес один, его открыли. Он был доверху набит золотыми украшениями.

Перед тем, как сесть в машину, Олег остановил Колю и Виктора и вынул из кармана листочки, на которых были записаны "идеи". Развернул. На обоих листках значилась одна и та же фамилия: Хасанов.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

В ТРУДНЫЙ ЧАС

Часть первая

ВОЗМЕЗДИЕ

Из Архангельска я вернулся 2 августа 1941 года, вечером. Москва была темна, по улицам двигались вооруженные патрули. Дома на столе я нашел записку: "Уехала к Гене…" Я включил радио, передавали сводку Совинформбюро. Город, в котором находились Маша и Генка, только что сдали немцам…

/Из записок генерала Кондратьева/

В июне 1941 года Маша получила отпуск и решила съездить к Генке. В одном из последних писем Генка писал, что у него возникли "серьезные жизненные затруднения" и ему "нужен совет людей", которых он "любит и уважает больше всех на свете". Виктора и Коли в Москве в это время не было: они уехали в командировку в Архангельск. МУР арестовал группу воров-гастролеров, следы вели на Север.

Все вопросы, связанные с отъездом, Маше пришлось решать самой. Это было очень нелегко. За билетом Маша простояла в очереди два дня и смогла получить только боковое место, да и то - верхнюю полку. Тяжелый чемодан тоже тащила сама, правда, выручило метро - до Курского вокзала была всего одна остановка. Конечно, Маша могла бы позвонить в МУР, и ей охотно предоставили бы и машину и сотрудника, который помог бы ей и с билетом, и с отъездом, но Маша не позвонила. Она знала, что Коле это наверняка не понравится, а за последние двадцать лет она приучила себя в таких вопросах все мерить Колиным аршином и на все смотреть его глазами.

Путешествие прошло незаметно и спокойно. Маша давно никуда не выезжала, соскучилась по новым впечатлениям и часами не отрывала глаз от окна. На остановках бабы в плюшевых жакетах и цветных платках предлагали первые огурцы и вареных кур, а продавцы в форменных фуражках торговали мороженым в круглых вафлях. Маша купила себе самый большой кружок и, стесняясь попутчиков, с удовольствием слизала его, отвернувшись к окну. Вспомнился Ленинград, дом на улице Чайковского, в котором жили Бушмакин и Маруся. Там, у арки ворот, всегда стоял крикливый продавец мороженого и зазывал прохожих, смачно хлюпая в бидоне подтаявшим месивом. Маша тихо рассмеялась: Генка всегда норовил сэкономить мелочь, которую давали ему каждое утро на завтрак, и после школы приходил счастливый, с заляпанной рубашкой и простуженным горлом. Маша ругала его, а Коля говорил, добродушно посмеиваясь: "Оставь его. У каждого человека должны быть маленькие радости. Иначе жить скучно".

…Поезд пришел рано утром. Маша вытащила на перрон свой тяжелый чемодан и увидела Генку. Рядом с ним стояла девушка лет девятнадцати в старомодно сшитом платье, с тревожным, совсем некрасивым лицом.

"Так вот они, "серьезные жизненные затруднения", - с внезапно вспыхнувшим раздражением подумала Маша. - Что за несносный, странный парень. А она наверняка уже беременна".

– Мама! - крикнул Генка и бросился навстречу. Он обнял Машу и порывисто, совсем по-детски начал целовать ее в глаза, в щеки, гладить по волосам.

– Мама, - повторял он без конца. - Как хорошо, что ты, наконец, приехала. Если бы ты только знала, как вы с отцом нужны мне сейчас.

– Натворил что-нибудь? - шутливо спросила она и невольно покосилась в сторону девушки. Это было мимолетно и совсем незаметно, но Генка увидел:

– Эх, мама, - сказал он грустно. - А ты ведь даже и не познакомилась еще.

– А почему мы стоим? - покраснела Маша. - Представь же меня.

Это "представь" тоже вырвалось невольно. Маша совсем не хотела подчеркнуть разницу между собой и этой простушкой со сложенными на животе руками, но получилось именно так, и Генка густо покраснел.

– Таня, - сказал он. - Иди сюда.

Девушка подошла, не сводя с Маши настороженного взгляда.

– Здравствуйте, - улыбнулась Маша и протянула ей руку. - Меня зовут Мария Ивановна. А вас?