Повесть об уголовном розыске

– Да-а-а, - протянула цветочница. - Преступники нынче расплодились не хуже грибов в урожайный год. Видали? То одна железнодорожная милиция ходила, проверяла, а теперь и городскую подключили. Режут. Ох, режут.

– А ты почем знаешь, что эти городские? - спросила вторая женщина. - У меня у самой зять в милиции на железной дороге, так я и то не разберу, где кто. На всех нынче мундиры, погоны.

– А я тебе говорю - городские это были! - продолжала настаивать цветочница. - Отличие у них совсем другое! У меня, тетка, глаз - алмаз!

Маша встала, направилась к тамбуру. Огромная сумма денег в портфеле пассажира, странное, с ее точки зрения, поведение начальника патруля вызвали в ней безотчетную тревогу. А теперь еще и эти женщины со своими сомнениями. Маша ускорила шаг, толкнула дверь в тамбур. Дверь поддалась с трудом - словно ее кто-то придерживал изнутри. Маша толкнула сильнее и протиснулась в тамбур. У противоположных дверей стоял милиционер и испуганно смотрел на нее. Офицер перелистывал какую-то книжку - она была похожа на записную. Третий милиционер опирался спиной на стекло входных дверей. Полного мужчины не было.

Еще не понимая, не догадываясь, что произошло, Маша машинально обвела взглядом тамбур и увидела за спиной второго милиционера уголок портфеля.

– Позвольте, - растерянно спросила Маша. - А где же… гражданин, которого вы увели?

– Ждет в соседнем вагоне под охраной наших сотрудников, - спокойно объяснил офицер. - Это преступник, мы его разыскивали и нашли. А разрешите спросить: почему это вас интересует?

Маша слушала его ровную, неторопливую речь и ловила себя на том, что не только не успокаивается, но, наоборот, начинает нервничать все больше и больше.

– Я жена комиссара милиции Кондратьева, - сказала Маша резко. - Я хочу увидеть задержанного.

– Сначала - попрошу документы, - все так же спокойно произнес офицер.

Маша открыла сумочку, достала паспорт. Последнее, что она увидела, была вереница летящих огней. Они вытянулись в длинную цепочку, потом слились в непрерывную, сверкающую линию и разом погасли. Удара ножом, а тем более удара при падении Маша уже не почувствовала.

…Утром ее нашел путевой обходчик. Она лежала под откосом, неловко подвернув руку. Широко открытые глаза удивленно смотрели в очень низкое и очень синее по-осеннему небо.

– Здесь она упала… - Миронов показал Олегу впадину от тела, примятую траву. - Значит, выбросили ее из поезда примерно вон там, - прикинул Миронов.

Олег слушал машинально. Он смотрел, как двое санитаров укладывали на носилки тело Маши.

– Комиссару сообщили? - спросил Миронов.

Олег молча кивнул.

***

Коля сидел на стуле посредине комнаты. Виктор ходил из угла в угол. Нина стояла у окна с притихшим Генкой на руках.

– Ты… заказал гроб? - спросил Коля. - Нужно белый, ты понял?

– Да.

– Цветы? Она очень любила красные розы…

– Теперь не сезон, батя…

– Пусть будут любые, только чтоб красные… - Коля поперхнулся, с трудом подавил готовое вот-вот прорваться рыдание. Нет больше Маши. Нельзя в это поверить, нельзя понять. А ее все равно нет. И больше никогда не будет. Какое это отвратительное слово - "никогда".

Коля подошел к Нине, поднял за подбородок голову Генки. Тот смотрел испуганно-жалостливо, словно понимал, какая страшная беда обрушилась на его деда. "Вот я я остался один… Приду домой, позвоню и никто не откроет. Войду - никто не встретит… Ночью проснусь, пойду курить - никто не скажет: "не надо". А я теперь начну курить, это уж точно. Думал, уйду первым. Работа такая. Боялся, останется Маша одна. Как бы она жила одна? А как теперь я?"

– Николай Федорович… - робко сказала Нина. - Можно мы с Генкой пока поживем у вас?

– Спасибо, Нина. Только тебе трудно будет. На работу добираться далеко.

– Значит, можно? - обрадовалась Нина. - Я поеду, самые необходимые вещи привезу.

…Машу хоронили на следующий день. Впереди гроба несли две бархатные подушечки. На одной из них лежал орден Красной Звезды, на второй - медаль "За победу над Германией". Венки не вместились в автобус, и их сложили в грузовик. У входа на кладбище Коля остановился и, пропуская похоронную процессию мимо себя, смотрел и смотрел, как все по очереди, все подряд наступают и наступают на водопроводную трубу, лежащую поперек асфальтовой дорожки, и труба каждый раз с глухим стуком ударяет об асфальт. Речей и винтовочных залпов он не слышал. Вокруг двигались люди, кто-то взял его под руку, усадил в машину.

Очнулся он дома. На диване в спальне лежал небрежно брошенный халатик Маши, на туалетном столике поблескивали аккуратно расставленные флаконы с косметикой. После возвращения из армии Маша так и не успела воспользоваться ими.

Коля перевел взгляд на стену. Там висел портрет Маши. Она смотрела Коле в глаза и улыбалась.

…В управлении его уже ждали Миронов и Рудаков. Олег поздоровался, сказал, замявшись:

– Николай Федорович… Мы все понимаем… Сочувствуем вам… Вы извините нас…

– Спасибо, - Коля проглотил комок, подумал: "Слаб я стал… Старость, что ли?" - и добавил: - Давайте о деле.