Повесть «Отче наш» и другие рассказы

— Это почти рядом, — не зная как на это реагировать, протянул Костя.

— Учитывая, что она сверху, так почти над нами, — заключил Ломоносов от десанта и отвёл последнюю ветку.

Просёлок вышел на поляну и дождь принял путников в свои объятья. Здесь колеи уже заметно развезло и ноги начали скользить. Пришлось пойти по траве, которая быстро намочила джинсы обоих по колено. Скорость от этого заметно снизилась, стало практически полностью темно и очень мокро. То и дело попадая в лужи, постоянно ворча и жалуясь про себя на жизнь, Костя брёл за могучей фигурой напарника. Михаила же такая ситуация нисколько не волновала, разве что Бельмондо уступил место роденовскому мыслителю. Вот так, задумчиво и не сбавляя шаг, Миша шёл уверенно вперёд, как вдруг почувствовал, что Кости рядом уже нет. Насколько было видно через дождь, вокруг была лишь серая унылость, без признаков блуждающих монахов.

— Вот жеж… — начал он, но вовремя осёкся и побрёл в обратную сторону в поисках напарника.

Костя сидел на придорожном пне и откровенно ревел. Его кроссовки хлюпали холодной водой, джинсы леденили ноги, ряса весила с пуд и уже не спасала от дождя, а аккуратно его впитывала. Его загнали в эту темень, воду и холодину, а он предупреждал и не хотел. Если бы его послушались, то он бы сейчас сидел в уютном сельском автобусе и слушал охи местных бабушек по поводу пенсий и газа. Дождь аккуратно и безопасно огибал бы его по кривым изгибам Пазика и мирно падал бы ещё на брежневский асфальт дороги, радостно находя в ней дыры. Сейчас же он легко находил дыры в одежде Кости и радостно щекотал его в мокрых носках.

Очередная молния осветила округу, и Миша наконец увидел поникшую фигуру сидельца в десяти метрах от дороги.

— Привет, случилось что? — просто пыша жаром борьбы, бодро спросил Миша подойдя вплотную.

Костя уже поднял голову и даже набрал воздуха побольше, чтобы высказать, наконец, всё, что он думал по этому поводу, как неведомая и невиданная сила подхватила его, бросила на Мишины плечи, играючись подцепила его сумку и поволокла и его и сумку в сторону замаячивших на горизонке огоньков. Дорога для Кости пошла ходко и мерно, но жутко неудобно. Долго так происходило или коротко, было неясно, и хотя Костя уже прилично отбил себе бока, но стоически молчал, понимая, что ехать легче чем идти.

Вдруг таже сила резко скинула его вниз и поставила на ноги.

Они стояли во дворе, огороженном жердями, в десяти метрах от мазанного саманного дома, из окон которого и прыгали в эту темень и мряку весёлые искры горевшей свечи.

— Похоже, гроза электричество у людей оборвала, — проснулся в Мише Шерлок Холмс и ободряюще хлопнул по спине еле стоявшего на ногах Костю, — видишь, не только ты тут страдаешь от апокалипсиса. Миша широкими шагами подошёл к двери и коротко постучал.

— Кто, — раздался старческий голос за дверью через какое-то время.

— Два послушника, бабушка, под дождь попали, нам бы отогреться да обсохнуть, — пробасил Миша.

— Какие такие послушники, — удивился голос.

— Местного монастыря, бабушка, идём в Видеевский монастырь по строительным делам.

— Какой такой видеевский, нету там монастыря, — продолжили удивляться за дверью.

— Как нет, а ну так идём строить, говорю же, — нашёлся Миша.

— Ладно, в дом я вас не пущу, нечего, а сеновал справа открытый, — идите туда до утра, там и разберёмся, поняли-то? — заключил голос за дверью.

— Да, бабушка, спасибо, — увидев справа сарай, ответил Михаил.

— И вас спаси Бог, — раздалось за дверью и послышались удаляющиеся шаркающие шаги.

Миша прошёл к сараю, приподнял и открыл дверцу на матерчатых петлях и, втащив туда, уже слабо соображающего и хлюпающего всем, Костю, закрыл за собой дверь. Сказав «спать!» и сделав широкий шаг, скидывая на ходу кроссовки, он повалился в приятный запах сена и тут же уснул. Костя всё таки нашёл в себе силы стащить с себя башмаки, рясу и, зарывшись поглубже в колючие стебли, через три минуты тоже уже перестал подавать признаки жизни, кроме ровного и глубокого сопения.

Земля. Утро

Утро 10 сентября 1804 года на хуторе Качеев Тамбовской губернии Темниковского уезда было солнечным и ясным. Воробьи мылись в лужах, кот щурился на солнце, куры деловито доедали выползших за ночь дождевых червяков. Подоенная довольная корова удалялась в сторону ближайшего луга. Шустрая девочка лет десяти в длинной рубахе чуть выше щиколоток пыталась разглядеть на сеновале, кого принесла вчерашняя буря. Торчащие из сена голые ноги 44 размера первого странника вызывали уважение к их потенциальному владельцу, а второго вообще не было видно, и лишь грязные лапти и мокрая чёрная рубаха, лежавшая рядом, намекали на невысокий статус хозяина. Лапти первого были ничем не чище, только больше.

Первые ноги зашевелились и девочка предусмотрительно юркнула за дверь, продолжая наблюдение. Из сена показалась русая лохматая голова и жуткими заспанными глазами начала шарить по интерьеру сарая. Затем оттуда извлеклись две руки и одна из них что есть силы бахнула по ближайшей куче соломы:

— Эй студент, вставай, похоже мы в каком-то музее заночевали.