Повести

Потемкин пристально глянул на Дубровского. В его потускневших глазах появился проблеск надежды.

А через два дня в ГФП-721 произошло чрезвычайное происшествие. Во время допроса пленного советского лейтенанта следователь Рудольф Монцарт вышел на несколько минут из комнаты. С арестованным остался лишь переводчик Потемкин. В его присутствии пленный лейтенант выпрыгнул в окно и сбежал, благо допрос производился на первом этаже.

Стоя навытяжку перед полицайкомиссаром Майснером, Потемкин сбивчиво объяснял:

— Я всего на секунду подошел к столу. Посмотрел в протокол допроса. А он... Не знаю, как это... Только сидел на табуретке. Смотрю, уже нет. Я к окну. Открыто оно было. Жарко очень... К окну подскочил. Вижу, он бежит. Пока пистолет вытаскивал, он к углу подбегал. Два раза выстрелил, да, видно, промахнулся. Пощадите, господин полицайкомиссар! Такого за мной никогда не было.

— Ступайте, Алекс, я подумаю, как вас наказать, — раздраженно сказал Майснер. — В такое тревожное для германской армии время вы допустили непростительную оплошность.

— Я оправдаю ваше доверие, господин полицайкомиссар. Я постараюсь.

— Ступайте, ступайте...

Когда Потемкин ушел, Майснер обратился к находящимся в его кабинете Рудольфу Монцарту, Дубровскому и агентам Шестопалову и Филатьеву:

— Видите, к чему приводит расхлябанность?.. А обстановка усложняется с каждым днем. Сегодня утром русские ворвались в Таганрог. Возможно, вскоре нам придется оставить и Сталино. В связи с этим ГФП-721 должна перебазироваться в Днепропетровск. Я назначаю вас в передовую команду. Старшим будет фельдфебель Монцарт. Подготовите там надлежащее помещение. Время выезда я сообщу дополнительно... Видимо, отправитесь вечером или этой ночью. Так что потрудитесь никуда не отлучаться из штаба.

Вместе с остальными Дубровский покинул кабинет шефа.

А Ольга Чистюхина все еще находилась в лагере. Ее побег откладывался со дня на день. Подпольщики никак не могли наскрести необходимую сумму. Сам Дубровский передал Марии Левиной все имевшиеся у него деньги. Но и этого было мало. Не хватало восьмисот рублей, а полицейский ни за что не соглашался на меньшее. Боясь, что в спешке эвакуации гестаповцы могут уничтожить заключенных в лагере, Дубровский решился на крайний шаг. Он занял у Макса Борога недостающие деньги.

Сегодня, 30 августа, он должен был передать эти деньги Марии Левиной, которая накануне сообщила ему, что побег намечается на 1 сентября. Теперь же распоряжение полицайкомиссара Майснера и его приказ, запрещающий отлучаться из штаба, ломали все его планы. «Что делать с деньгами? Их во что бы то ни стало надо передать Марии. Как быть?» — раздумывал Дубровский.

Он пошел к себе в комнату. Александр Потемкин в одиночестве восседал за столом наедине с бутылкой шнапса. Он хмуро из-под бровей поглядел на Дубровского.

— Опять нализаться хочешь? — спросил тот.

— А что остается делать? Сейчас передали, что немцы оставили Таганрог.

— Видно, и в Сталино мы недолго задержимся, — скрывая радость, проговорил Дубровский.

Потемкин метнул на него недоверчивый взгляд.

— Да-да! Это не я, это Майснер сказал. Меня даже назначили в передовую команду. Сегодня ночью выезжаю в Днепропетровск.

— А меня еще кара ждет за этого пленного лейтенанта.

— Как же ты его проглядел? — Дубровский усмехнулся.

— Я его отпустил. А стрельбу поднял, когда уже Монцарт за дверьми топал, — сказал Потемкин и вопросительно, изучающе посмотрел на Дубровского.

— Понятно.

— Не вздумай донести. Тебе все одно не поверят... А я тебя на другом подловить могу.

Но Дубровский и не собирался доносить.

— Значит, на всякий случай вину искупаешь? — спросил он.

— А хоть бы и так. Случай представится — подтвердишь, коли цел останешься. Да и сам лейтенант за меня скажет слово, ежели что...

И вдруг Дубровский решился.

— Послушай, Алекс, не волки же мы. Нам друг друга поддерживать надо.

— К чему клонишь?

— Просьба у меня к тебе одна.

— Какая такая просьба?

— Деньги мне надо передать одной женщине. Восемьсот рублей. А Майснер запретил отлучаться из штаба.

— Зачем ты ей отдаешь? Уезжай себе по-спокойному.

— Да не ее это деньги. Это за сапоги она передать должна. Словом, какое тебе дело? Хочешь другу помочь, сходи. Не желаешь, без тебя обойдусь.

— Ты, Леонид, не серчай на меня. Для друга я на все готов. Выпьем сейчас, и схожу. — Он достал из кармана несколько яблок. Положил их на стол. Налил шнапса в стаканы и сказал: — Давай за дружбу. За то, чтобы наша нигде не пропадала.

Как ни противно было Дубровскому, а выпить пришлось. Поставив стакан, он достал и пересчитал деньги, протянул их Потемкину:

— На, Алекс. Адресок я тебе сейчас напишу.

Дубровский оторвал клочок газеты. Карандашом написал на полях адрес.

— Это не так далеко. Минут двадцать ходу, не больше.

Он объяснил, как лучше найти квартиру Левиных.

— Спросишь Марию Левину. Скажешь, от Леонида. И передашь деньги. Она все знает.

— Ладно, сделаю. Только ради тебя иду, ради нашей дружбы.

Потемкин поднялся из-за стола, направился к двери.

— А если ее не будет дома? — спросил он, обернувшись.

— Дома она, дома. Меня ждет.

— Ладно.