Время от времени Андрюха переводит дух, разглядывает ладонь левой руки: на ней отпечаталась насечка от напильника; вытирает рукавом рубашки пот со лба и снова ритмично двигает руками, подналегает всем телом. Это чувство податливости металла, эти струйки серы стальных опилок, этот размах на всю длину новенького острозубого напильника!.. «Хорош-шо, хорош-шо!» — слышится Андрюхе в поскрипывании стали. Хорошо, что детали подаются, наконец, без задержек и есть что собирать; хорошо, что сборочный победил вчера в волейбол; хорошо, что есть на свете Наташка; хорошо чувствовать себя в семье, которая занята одним общим делом. Совсем рядом трещит и сверкает сварка Багратиона, и Багратионова треуголка, торчащая из металлических ферм тележки, окутывается белесым дымом. А там постукивает молоточком Геннадий, пригоняет крышку на одном из катков тележки. Сеня-школьник, открыв от усердия рот, сверлит «пистолетом» отверстия под штифты. На краю площадки грохочет Пашкина кувалда, выпрямляя искривившийся кронштейн…
Стук, гром, вой, визг — работа пошла, хорошая работа! Огромный сборочный цех шумит все мощнее и мощнее. Он простирается от инструментальной кладовой, от Наташкиной табельной, что скворечником примостилась у самых ворот, до покрасочного отделения, едва различимого в дымке. И куда ни посмотришь — верстаки, детали на них, станки, конторки мастеров, чумазые сборщики у своих машин. По воздуху плывут чугунные и стальные отливки, сигналят вверху мостовые подъемные краны; вдалеке полыхает электросварка, и на закоптелых стенах встают, вырастают от пола до потолка гигантские, трепещущие тени сварщиков. Бегают, суетятся в цеховых проходах учетчики и мастера в черных сатиновых халатах…
И Андрюха вдруг почувствовал, ощутил всей спиной, что сейчас, в эту минуту, не только их участок, их цех, но и весь завод шпарит ай да ну. Представил литейку, представил, как из вагранки по желобу льется в ковш огненный чугун и как краснощекий Шушаков направляет белую струю металла в земляную форму. Как в заготовительном цехе солидный, при шляпе, Петро на своих гильотинных ножницах аккуратно стрижет стальные листы. Как в первом механическом вращается карусель-танцплощадка огромного токарного станка и как Гришка Самусенко с антресолей следит за сизой отскакивающей стружкой. Представил Игната, — как тот, все еще сердитый после вчерашнего поражения в настольном теннисе, косит глазом на свои агрегатные головки, которые ползут со всех сторон к детали, ползут, нацелив на нее резцы, развертки, сверла…
Все в работе, все в работе, тысячи и тысячи людей, станков, механизмов, служб, транспорт, телефоны, компрессоры — весь огромный механизм завода напряжен, идет колоссальное сражение с металлом, создаются машины. У Андрюхи мурашки побежали по спине, впервые в жизни так вот отчетливо он чувствовал себя частицей чего-то громадного, главного, несокрушимого…
Мысленно он уже заканчивал институт, получал диплом; видел себя на заводе сначала мастером, потом начальником участка, потом — цеха, директором завода, а потом, потом… А что? Не боги горшки обжигают. Только работать, только вкалывать, не жалея себя…