Повести

— Зима Полина Николаевна, — Климов улыбнулся и крутнул головой: каких только фамилий не бывает! — А в прошлом году в одной из групп у меня был парень Шурабура…

Все рассмеялись, а Зима лишь хмыкнула, мол, ничего смешного и в этой фамилии не нахожу.

«Из серьезных, — подумал Климов о Зиме, — из обидчивых…»

Покончив со списком, стал рассказывать группе об устройстве токарно-винторезного станка, называл его части, показывал рукоятки, приводные ремни, шестеренки, говорил, что на таком станке можно выточить практически любую деталь для любой машины.

— Опытный токарь-универсал, — не без гордости в голосе говорил Климов, — выточит вам все, что хотите, шахматные фигурки, например, запросто выточит…

— И «коня»? — негромко удивилась Зима, стоявшая среди студентов, которые, окружив станок, внимательно слушали рассказ учебного мастера.

— «Коня»?.. — на секунду запнулся Климов. Но, будучи уверенным в неограниченных возможностях токарного станка, решительно ответил: — Да, сделает и «коня». Токарный станок, повторяю, удивительная машина. И есть такие мастера, что диву даешься. Поистине творят чудеса!

И только после занятий, у себя дома Климов понял, сколь рискованный пример привел он с шахматными фигурками. Упустил из виду, что среди круглых шахматных фигурок есть одна не круглая, а плоская — этот самый «конь». Часа два, считай, вынув из шахматной доски-коробки «коня», бился над тем, как же в самом деле на токарном станке обработать плоскую головку, как вырезать уши и канавки, обозначающие конскую гриву… «Можно! — пришел он в конце концов к выводу. — Можно и головку сделать. Но столько понадобится дополнительных устройств, столько мороки, что проще вручную вырезать. — И сказал себе: — Сто раз подумай, прежде чем что-либо говорить студентам. Сто раз!» — А о Зиме подумал, что девчонка, конечно, «колючая», но голова у нее, ничего не скажешь, на месте…

Однако самым серьезным образом «зацепила» его Зима сегодня… Климов, как всегда, объяснил, что и как надо делать, дал команду включать станки. Ребята разошлись по своим рабочим местам, станки заработали, мастерская наполнилась гулом. Климов неторопливо прохаживался между рядами станков, готовый в любую минуту помочь кому-нибудь из практикантов отключить коробку скоростей, поставить нужную подачу или глубину резания.

— Не бойтесь! — твердым и спокойным голосом внушал он толстушке Андреевой, появляясь у нее за спиной в тот самый момент, когда Андреева испуганно отпрянула от суппорта, поползшего не в ту сторону. — Станок должен слушаться вас, он — машина. Вы же — человек, повелитель, вы прекрасно знаете, как станок устроен, что у него внутри. А ну, смелее беритесь за рукоятки. Включайте. Не дрожите, как осиновый лист. Так. Пошло дело!.. Теперь гоните резец к заготовке. Смелее!

И убедившись, что Андреева успокоилась, обрела способность соображать, Климов вновь отправился вдоль гудящего зала. В такие минуты он чувствовал свою силу, чувствовал, что ладно скроен, проворен и ловок, что все шестнадцать машин и шестнадцать человек как бы подключены к нему, послушны ему, подвластны. Его напряженное ухо улавливало оттенки гула моторов, глаза одновременно видели и весь зал в целом, и то, как растерялся, покраснел вон тот вихрастый парень, как его бросило в жар: забыл, за какую из рукояток хвататься…

— За эту, — мимоходом подсказывал Климов вихрастому.

— Немедленно застегните халат! — строго приказывал девчонке по соседству. — Закрутит полу на ходовой валик — кто будет вас от станка отдирать?..

— Зачем большую глубину резания поставили? Сгорит резец! — сердился Климов в одном месте. — Вот так, — одобрял в другом.

Тут нужен глаз да глаз, особенно вначале, когда практиканты словно птенчики неоперившиеся. Тут без чепэ не обойдешься, они почти неизбежны, эти маленькие чепэ. И он журил, строжился, сердито выговаривал студентам, пряча от них добродушную усмешку — ничего, ничего, мол, со временем вы у меня так ли еще токарить будете!.. Ему нравилось возиться с ними, нравилось, когда работают все станки и мастерская наполняется мощным гулом; нравилось волнение, румянцем проступающее на щеках у парней и девчат.

Пребывая вот в таком приятном напряжении и радуясь дружному гулу всех шестнадцати станков, Климов как раз и увидел, что у Зимы что-то случилось. Никак согнула заготовку, и та лупит согнутым концом по резцу, дробит головку резца…

Подскочив к перепуганной девчонке, Климов накрыл своей рукой ее теплую руку, лежащую на рычаге фрикциона, быстрым движением вниз отключил фрикцион; тотчас же смолк бешеный вой шпинделя, оборвался грохот.

— Кто ж так делает! — укоризненно сказал Климов, не обращая внимания на то, что Зима отдернула свою руку, будто обожглась. — Пруток длинный, нежесткий, оттого и согнулся. Из патрона его нужно выдвигать самое большее вот столько. — Климов показал — сколько. — Я ли об этом не говорил! Прослушали, наверно? А теперь смотрите, что с резцом… — Климов ткнул пальцем в изуродованную головку резца. — Даже пластинка отскочила…