Повести и рассказы

- Это замечательно! - воскликнул Андрей.

- А уж потом сюжет добрался до Англии. Появилась поэма Артура Брука «Ромео и Джульетта». Представляете, если б сейчас… Да что говорить! Существуют разные мнения о том, откуда заимствовал сюжет Вильям Шекспир. Но я-то уверен, что он взял его из поэмы Брука. Известно, однако, что из одного и того же камня один высекает безделушки, а другой - чудеса! Когда вы, Андрей, читали поэму Брука, то, наверно, заметили…

- Я ее не читал.

- И ничего, как говорится, не потеряли. Но вот интересно: у Брука действие продолжается в течение девяти месяцев, а у Шекспира - с воскресенья до пятницы. То есть всего пять дней. Как вы думаете, почему он так сократил время действия?

- А вы как думаете? - спросила Зина.

- Я думаю, он хотел, чтобы напряженность и стремительность событий были под стать напряженности юных чувств!

- Может быть, - сказал Андрей. Он обвел своими добродушными, доверчивыми глазами всех присутствующих, как бы советуясь с ними.

«Чем-то он похож на Зину Балабанову, - подумал Иван Максимович. - Но чем именно? - И ответил себе: - В нем тоже есть что-то детское! И улыбается безмятежно, как наши зрители младшего возраста…»

Андрей вернулся взглядом к Николаю Николаевичу:

- Но все равно эта любовь должна казаться зрителям вечной. Не имеющей конца и начала… - Он обратился к Валентине Степановне: - Как вы думаете?

«Недавно тот же самый вопрос - «Как вы думаете?» - задал Николай Николаевич. Но Патов экзаменует, - размышляла Зина. - Хотя ему не нужен ничей ответ. Он все сам знает заранее. А этот советуется… Ему интересно мнение Валентины Степановны!»

- Я думаю, - сказала заведующая педагогической частью, - что тюзовский вариант трагедии должен быть прежде всего гимном первой любви, которую именно сейчас, в это самое время, испытывают наши зрители старшего возраста. Нельзя научить их любить. Нельзя заставить их подражать чужим чувствам, но восхититься силой и красотой этих чувств они просто обязаны!

- Да… - задумчиво произнес Андрей, - хотелось бы, чтоб они восхитились!

- Ваша задача облегчается тем, что наши зрители старшего возраста очень восприимчивы, - сказала Валентина Степановна. - Хотя в отличие от малышей они стесняются проявлять это.

Почувствовав, что он перестает быть центром беседы, Николай Николаевич поднялся - статный, элегантный, красивый. И все опять повернулись к нему.

- Вы знаете, что Белинский и Пушкин писали об этой трагедии?

Зина, как на уроке, подняла руку:

- Можно мне?

- Пожалуйста, - осторожно, предвидя подвох, проговорил Николай Николаевич.

- Я не знаю, что писал Пушкин, но я знаю, что есть опера Гуно «Ромео и Джульетта», а также фантазия Чайковского и балет Прокофьева того же названия.

- Ну, это уже какое-то детство!… - с досадой воскликнул Патов. - У нас идет серьезный, профессиональный разговор…

- Может быть, ты пойдешь на репетицию? - шепнул Зине Костя Чичкун.

- Его одного я тут не оставлю!

- Я уверен, - сказал Иван Максимович, привстав из-за стола и примиряюще разводя руки в стороны, - абсолютно уверен: во всем, что касается сути будущего спектакля, вы, Андрей, найдете с Николаем Николаевичем общий язык.

Патов решил высказаться о сути будущего спектакля немедленно.

- Мне видится все это… как рассказ о смелой и гордой личности, порывающей с оковами косных средневековых норм.

- Это, видимо, совпадает и с вашей, Андрей, точкой зрения, а? - с надеждой спросил Иван Максимович. Его взгляд просил Николая Николаевича и Андрея: «Ну, подойдите друг к другу!»

- Мне кажется, что оковы средневековья не тяготят сегодняшних зрителей, - сказал Андрей. - И вопрос о косности средних веков их не волнует.

«Ну что ты будешь делать!» Это восклицание не вырвалось у Ивана Максимовича, но как бы возникло у него на лице. Директор опустился в кресло.

- А что такого? - с добродушным удивлением спросил Андрей. - В великом произведении каждый открывает что-то свое.

- И что же открыли вы? - устало проведя рукой по тяжелым, густым волосам, спросил Николай Николаевич.

- Я хотел бы поставить спектакль современно.

- Новое прочтение?… Это сейчас модный термин. Но добавлять себя к Шекспиру… Удобно ли это?

- А разве только в средневековье могла быть такая битва истинного и мнимого? Такая схватка любви и добра с ненавистью, ханжеством и лицемерием?

- Любовь и ненависть - это я помню. Но ханжество? Лицемерие?… Кто же там является носителем этих качеств?

- Кто?… - Андрей обвел всех своим добродушным взглядом, как бы спрашивая: «И вы тоже не помните?»

Зина тут же откликнулась на этот вопрос.

- А враждующие семьи?! - воскликнула она. - Которые даже не помнят, из-за чего возникла их ссора, но делают вид, что в своей злобе ужасно принципиальны!

- Я думаю, что нашим зрителям старшего возраста такой аспект действительно ближе, - сказала Валентина Степановна.