Повести и рассказы

И все это настолько нереальным представлялось ему, что он не понимал, почему лицо русского дергается при этих намеках и мрачнеет. Русский даже попросил Буше не разглашать этого случая — он боялся, что хозяин опозорит его перед не столь романтически, как хозяин, настроенными клиентами, перед его двумя коллегами-официантами, перед поваром.

Буше понимающе кивнул головой:

— О да! Тайна! Честь мундира!

И эта история с пощечиной тем более, в отличие от других рассказов русского, запомнилась ему. И тем чаще, оставаясь со своим официантом наедине, он, значительно подмигивая, намекал на будущую встречу с обидчиком.

Пришла осень. Стали забредать к Буше новые клиенты, которых хозяин, как всегда, старался закрепить за своим рестораном. Однажды, направляя к одному из таких клиентов русского, Буше сказал:

— Это, кажется, ваш соотечественник. Понравьтесь ему.

Русский взглянул на того, кого указал ему хозяин. За столиком, недалеко от двери, сидел грузный мужчина в коричневой в зеленую полоску тройке. Усы, украшавшие его лицо, были необыкновенно пышны, цвет их был густо-соломенный.

Официант обратился к соотечественнику на родном языке:

— Что прикажете?

— Вы русский? — осведомился усач.

— Так точно.

— Ладно, — одобрил грузный мужчина. — Я тоже русский. Дайте мне на первое консоме. И, будьте любезны, поскорей.

Поедая обед, усач брезгливо морщился. Про шатобриан сказал:

— Совсем не прожарено.

— Прожарено, как всегда, — объяснил официант.

— Значит, всегда плохо, — возразил усач, сердито взглянув на соотечественника.

И, получив картошку, спросил:

— И картошка всегда у вас такая?

— Всегда, — недоумевающе ответил официант.

Это в первый раз он видел такого нервного и привередливого едока.

Счет грузный усач проверял оскорбительно долго и внимательно.

— Ну и подвалили, — сказал он наконец, вынимая монеты из жилетного кармана.

— Счет правилен, — обиделся официант, краснея и чуть возвысив голос.

— А вы не кричите, — предложил усач, и в голосе его послышались полковничьи басовые раскаты. — Я сказал, что подвалили чего-то.

— Счет правилен, — повторил официант, принимая деньги. — Зачем вы так говорите?

— Не извольте делать мне замечания, — обозлился усач. — Получайте.

Обеспокоенный Буше приближался к столику, прислушиваясь к словам непонятного ему языка.

Усач, выложив франки, ушел не попрощавшись.

— Что такое? — спрашивал раздраженно русского Буше. — В чем дело?

— Да это так, — неохотно отвечал официант.

Он не хотел признаваться в том, что его заподозрили в нечестности. Но Буше настойчиво добивался, чтó раздражило этого хорошо одетого клиента.

— Да это к вам не относится, — объяснил официант. — Это так, личные счеты.

— Какие это личные счеты в моем деле? — совсем уже взволновался Буше. — Извольте объяснить!

— Да это, — путался лакей, — это один офицер. Он хотел даром пообедать.

— Даром пообедать? — Буше покачал головой. — Я не такой глупый. Это неправда. Этот monsieur не хотел пообедать даром. У меня есть взгляд на клиента.

— Хотите верьте, хотите нет. — И русский отошел от француза, вновь приступая к исполнению своих обязанностей. Он постарался сразу же забыть об этом пустяковом, но все же неприятном происшествии.

Буше присвистнул, задумавшись. Ему этот случай показался весьма странным. Он видел, что русский выдумывает, не хочет сказать правду. Тут что-то кроется неладное, может быть, опасное для дела. Никаких столкновений с посетителями не было до сих пор у русского. И с чего это именно с этим своим соотечественником так бранился официант? Ведь это же не первый русский клиент. И какие такие личные счеты могут быть у лакея с усатым monsieur? Все это очень странно.

Он привык, ложась спать, рассказывать жене обо всем, что случилось за день. На этот раз, раздеваясь, он делился с женой сомнениями, возникшими у него сегодня.

— Я даже знаешь что подумал? — сказал он. — Знаешь что?

— Не знаю, — отвечала жена. — Раздевайся скорей и ложись. Поздно уже.

Муж стоял у кровати — маленький, толстенький, черноволосый. Черный волос вился у него и на груди. Он присел на красное одеяло, снял носки и задумался.

— Не был ли этот офицер тем самым, которому он хотел отомстить? Помнишь, я тебе рассказывал? О пощечине?

— Вечно ты выдумаешь что-нибудь, — недовольно отвечала жена. — Ложись спать.

На следующий день Буше ни разу не подозвал русского и не заговаривал с ним.

«С этих русских все станется, — думал он. — Они все там у себя привыкли убивать друг друга. Этак он может и меня убить».