Повести и рассказы

И Сергей почувствовал ненависть ко всем и в особенности к себе. Сейчас же, немедленно потребовалось ему совершить какой-нибудь поступок — пусть бессмысленный, но такой, по которому увидели бы, что он тоже злой и мстительный и способен сделать гадость.

Ага! Ведь он умеет управлять автомобилем!

Когда Никита вышел из исполкома, автомобиля уже не было.

Отец Дины воскликнул испуганно:

— Это ваш однофамилец!

И рассказал о своей встрече с Сергеем.

— Сволочь, — пробормотал Никита. — Я понимаю, если б он меня… А то машину угнал!

В это время автомобиль мчал Сергея по степи, отхватывая версту за верстой. И каждая верста была похожа на предыдущую: сохлая земля, а над землей — душное небо. Желто-зеленая пустыня разверзлась вширь и вдаль. Бездушное желтое облако, окутав Сергея, мчалось вместе с автомобилем.

Бензина в автомобиле не хватило. Машина стала среди степи.

Сергей сошел в черную пыль дороги.

Желтое солнце иссушило землю и душило Сергея. Сергей был одинок в этом мире желтых степей, черных дорог, красных лун, белых акаций и борющихся за жизнь и работу людей. И он уже сам не понимал, зачем он угнал автомобиль: он все всем уступал и отказывался от всего.

Опустив голову, он пошел по степи неизвестно куда, оставив беспомощный автомобиль на дороге.

Ерш, возвращаясь в город после купания, видел, как промчался Сергей на исполкомовской машине. Он указал направление, в котором скрылся Сергей.

К вечеру Никита Козлов пригнал автомобиль в гараж.

Он радостно сообщил Ершу:

— Машина цела. Все благополучно.

— А ваш однофамилец?

Никита угрюмо пожал плечами.

— А черт его знает! Как сквозь землю провалился. Уж попался б он мне, так… Такая сволочь дурная!

VI

В ноябре Никита Козлов получил из Новороссийска посылку. Он распорол полотно, в которое зашита была коричневая коробка, раскрыл коробку и увидел шапку.

Это была обыкновенная фуражка, сильно потрепанная. А в шапке оказалось такое письмо:

«Здравствуйте, Никита Константинович!

Я наконец женился. Жена у меня хорошая и тоже стоит на платформе. Жена нашла шапку нашего сродственника, служащего Сергея, по отчеству забыл, Козлова. В нашей республике чужие вещи не нужны, и, как я женился, так по всей честности отсылаю шапку и пользуюсь вашими готовыми услугами для означенной передачи. Насчет денег, что выдал на дорогу и на пропитание, может не беспокоиться, хотя жена имеет против, тем более означенное лицо, взяв деньги, оборвал сношения и не прислал на мой адрес следуемой мне по закону благодарности.

Известный вам портной

Ферапонт Чебуракин».

Никита усмехнулся, вспоминая смешной летний случай с этим чудаком однофамильцем. Хотел кликнуть Дину, но воспоминания охватили его. Он сидел и смотрел неподвижно на коробку, на шапку. Какое-то раздумье шло на него из широких степных пространств, окружавших городок.

Куда девался однофамилец? И почему он в конце концов погиб? Ведь ничего плохого он не сделал, просто слишком уж был доверчив и даже, пожалуй, чересчур добрый был человек.

«Что это я? — подумал Никита. — Устал сегодня, что ли? Или непогода?»

Дождь с утра заливал землю.

Все совершенное им припомнилось ему. Скольких людей он выпихнул из жизни!

Никита встал, сердито отбросил коричневую коробку и вместе с ней ненужные мысли. Ведь так и от него, как и от однофамильца, останется только шапка!

1924–1928

Черныш

I

Часов в шесть вечера к подъезду, над которым огромными буквами выписано было название учреждения, подошел человек низкого роста, но очень широкий. Широкое у него было все: лицо, грудь, бедра. На голове у него — зеленая богатырка. Шинель — длинная, как у кавалериста. Впрочем, человек действительно служил одно время в кавалерии. За двухлетнюю службу пало под ним семь лошадей, человек же остался жив; жив он остался и в дальнейших передрягах, и теперь только одежда у него военная. В руке у него — стек. Он похлопывал стеком по правой ноге. Это был Черныш.

Черныш вошел в подъезд. Лестница была широкая; окна на площадках были такие большие, что в каждое из них свободно могли бы въехать два кавалериста.

Черныш толкнулся в дверь, что во втором этаже направо.

Сторож в ватной куртке и валенках (хотя было лето) отворил дверь.

— Кончены занятия. Кто там?

— Свои, — отвечал примирительно Черныш.

Сторож впустил его.

Черныш осведомился:

— А что, товарища Чаплина нельзя ли увидеть?

— Товарищ Чаплин занимается до четырех тридцать минут, — отвечал сторож. — А сейчас товарища Чаплина нет уже.

— Нет уже? Неужели ж совсем-таки нету?