Повести и рассказы

Но когда санитары выносили закутанную в одеяла девочку вниз по лестнице, туда, где ждала карета «скорой помощи», Павлуша, один в своей комнатке, прижался щекой к окну и, кося глазом на привычный Средний проспект, заплакал. Он и до того часто плакал — громко, с криком, с жалобами. А теперь он плакал неслышно, тайно, глотая вырывающиеся из груди звуки. Он видел однажды летом в Озерках, как плакал побитый пьяным отцом соседский мальчик. Мальчик прислонился к дереву и, закрывшись локтем, плакал именно так, как сейчас плакал Павлуша. Павлуша тогда с уважением следил за молчаливым плачем мальчика: молчаливый плач в его понимании означал взрослость. И вот теперь он сам плакал молча, как взрослый. Это оказалось мучительно и жутко. Этот момент навсегда запомнился Павлуше как конец детства и начало отрочества. И навсегда возненавидел Павлуша болезнь и смерть.

К вечеру сладкий запах формалина наполнил комнату Веры. Все щели в эту комнату были тщательно заклеены длинными полосками бумаги. Мадам Лебедева ругалась с фельдшером, производившим дезинфекцию. Каждое утро мадам Лебедева справлялась о здоровье девочки. Ответы были настолько утешительные, что мадам Лебедева вдруг уверилась и уверила Веру и мальчика в том, что у Маргариты не натуральная, а ветряная оспа.

— Все признаки, — говорила она. — Например, сыпь. Сыпь бывает только при ветряной оспе. Это уже наверняка. Я недаром хотела кончить медицинские курсы. Я знаю.

Она даже купила Маргарите куклу, которая, если ее положить на спину, закрывала глаза. Но кукла оказалась такой хорошей и так понравилась самой мадам Лебедевой, что ей жалко стало отправлять ее в больницу: пропадет еще там. И кукла была оставлена дома.

На десятый день дежурная сестра вызвала Веру в больницу. Мадам Лебедева говорила авторитетно:

— Это значит — полное выздоровление. Сначала кризис, потом шелушение. Хотя шелушение — при скарлатине, но это все равно…

Вера по дороге в больницу купила для дочери игрушечного котенка и мятных пряников. Все это оказалось ни к чему, потому что Маргарита умерла еще ночью. Поплакав, Вера пошла в баню, вымылась, сменила одежду, а старую отдала в дезинфекцию. Потом вернулась домой. Мадам Лебедева возмущалась:

— Всех их под суд надо! Я знаю докторов — это они заразили ребенка. Положили к оспенным, когда у нее была корь. Маленькие девочки не болеют оспой.

— И глазки голубенькие так и открыты! — ревела в ответ Вера.

— Мы их всех в Сибирь упечем, — успокаивала мадам Лебедева. — Докторов надо гнать вон всех! Они не лечат, а только заражают.

Выплакавшись, Вера подвязала передник и стала готовить ужин.

Гробик с телом Маргариты свезли на следующий день в карете на Смоленское кладбище.

Через три года Вера навсегда оставила мадам Лебедеву. Ее отобрал Иван Масютин, чистильщик сапог. Это далось чистильщику нелегко. Мадам Лебедева не отпускала Веру до тех пор, пока чистильщик не явился однажды в новом костюме и ярко отчищенных сапогах и не устроил скандала. Размахивая пачкой ассигнаций, он кричал:

— Это моя женщина! Вот пятьсот рублей! Она — моя, а не ваша.

Он напугал мадам Лебедеву. И когда та кричала в просвет лестницы:

— Потаскушка! Дрянь! Выгоню! Обязательно выгоню! — было уже поздно. Уже чистильщик, нагруженный Вериными вещами, вел Веру по двору к воротам.

В тот же вечер мадам Лебедева получила с нарочным письмо от Масютина. Масютин извинялся и объяснял свое поведение срочной необходимостью, ввиду расширения дел, сдать домашнее хозяйство в честные руки. К письму он присовокупил банку гуталина и две пары шнурков для сапог. А когда через неделю он преподнес мадам Лебедевой отличные желтые ботинки (у Веры был тот же номер, что и у барыни), Лебедева совсем успокоилась, тем более что двенадцатилетнему Павлуше уже не нужна была няня. И в знак мира она выдала Вере и Масютину бесплатные билеты в кинематограф «Фатаморгана».

Мадам Лебедева умерла внезапно в кинематографе от разрыва сердца.

Это случилось в шестнадцатом году. Вера с мужем помогли шестнадцатилетнему Павлуше похоронить мать и продать кинематограф. Чистильщик положил вырученные от продажи деньги в банк на имя Павлуши.

Павлуша был в это время в седьмом классе гимназии.

II

В девятнадцатом году няня спасла Павлушу от голодной смерти. Павлуша, потеряв деньги в национализированном банке, проел все оставшиеся от матери вещи, а потом удрал в деревню, к дяде на хутор. Когда крестьяне прогнали дядю, сожгли его дом и поделили землю, Павлуша вернулся обратно в Петербург: больше деваться ему было некуда, тем более что дядя сошел с ума и был посажен в больницу. Чтобы добраться до Петербурга, Павлуша сменил свою одежду на солдатскую шинель и папаху.