Повести и рассказы

Она была права. Когда красавица повернула голову, мы увидели сбоку на шее длинную рану. Словно кто-то хотел отрезать ей голову, но так и не смог.

Джон охнул.

— Вот тебе и да, — сказал я.

Нил попросил жареных кальмаров, и Анна пошла с заказом на кухню. Мы уставились на нее. Анна и сама была вполне привлекательной, но ее трогать нельзя. Нельзя связываться со своей официанткой.

— Ну? И что там? — спросил Джон.

— Что?

— И о чем они рассказывают? В этих «Мертвых чатах»? Что там такого интересного?

— Ну. Возьмем вчерашнего парня. Девяносто два года, умер от голода в собственной квартире. Встал однажды утром с постели, оделся, захотел отлить, но дверь спальни не открывается. Тогда он орет своему племяннику, который живет с ним. Племяннику всего шестьдесят один. Никто не отвечает. И вот старик открывает окно своей спальни, ссыт с четвертого этажа, потом возвращается дальше долбить по двери и зовет племянника. Который по-прежнему не отвечает.

— А где племянник?

— Сейчас расскажу. Так вот, этот бедняга заперт в своей спальне, без телефона, еды, без ничего — в компании одного романа Джона Гришэма. Можете себе представить? Он пробыл в заточении с Джоном Гришэмом неделю. В конце концов лег на кровать и умер.

— А потом он воскресает, да?

— Да. И, вы же знаете, говорят, что после смерти иногда они становятся сильнее. Он толкает дверь, и она открывается. Оказалось, дверь держал племянник. Умер от сердечного приступа и лежал на полу.

— И как так получилось, что он не воскрес, как старик?

— Мозгов не было.

— В смысле?

— Понимаешь, у племянника в голове была пластинка. Ранило на войне. Короче, когда он упал, то ударился головой о батарею. Пластинка вылетела из черепа с половиной содержимого. Крысы быстро разобрались с тем, что осталось.

Джон засмеялся.

— Даже не знаю, повезло ему или нет. Племяннику, имею в виду.

— Ну, зависит от того, чего ты хочешь от жизни, но многие из них, мне кажется, довольны. Хотя бы погулять могут.

— Нале-е-ево! Черт, горячая штучка, да?

Мы с Джоном посмотрели и расхохотались.

— Горячая, на котлетки пойдет, — сказал Джон.

— Фу!

Это была жертва автомобильной аварии, она тащила на себе около трехсот фунтов гниющей плоти. Один глаз отвалился, как и нижняя губа. Хоть прическа у нее была нормальная. Нил от души посмеялся, глядя на нас с Джоном.

— Вот это и называется «посмотрел — и сразу полшестого», — сказал Джон.

Я не смог на это смотреть.

— Боже, из нее наверняка что-нибудь сочится, капает. Должен же быть закон против таких.

— Мертвые не ядовиты, помнишь? — сказал Нил. — Никто не знает, почему, но они не ядовиты. Поэтому нет ни единой причины, чтобы принять такой закон, понял. Ты слишком нетерпимый. Мертвецы тоже люди.

Он передразнивал меня. Я, наверное, этого заслуживал. Иногда я слишком много разглагольствовал о мертвецах. Были законы, защищающие мертвецов, и я с ними соглашался. Многие — нет. Но иногда это было слишком даже для меня — видеть таких, жутко искалеченных или гниющих. Однажды я встретил парня, разгуливавшего по Бродвею с плетеной корзиной, которую он нес перед собой, сложив в нее собственные кишки.

Зрелище не из приятных.

— Ты же что-то рассказывал о Густаво? О цветочном магазине.

Кальмары Нила прибыли, и он по кусочку отгрызал мучную корочку с одного из них, чтобы обнажить темно-серое щупальце. Тоже не самое приятное зрелище.

— Ах, да. В прошлую субботу он сидел здесь, в баре, опрокинул несколько стаканчиков текилы и увидел, как тут тормознула пара патрульных машин. Они подъехали с выключенными фарами, но Густаво их как-то заметил. Он сидит, общается с какой-то бабой, но глаз не сводит с машин. Это у него из-за детства в испанском Гарлеме — всегда следит за копами. В общем, как только они вышли из тачек, к ним подошла старушка — хозяйка цветочного магазина — она раскричалась и показала на квартиру на четвертом этаже над магазином.

— Эта квартира уже не первый год пустует, — сказал Джон.

— Да, точно.

— И что дальше? — спросил я.

— Копы — четверо в униформе — поднялись наверх, в квартиру. Тем временем старушка остается на улице и заламывает руки с таким видом, будто прямо здесь и сейчас у нее будет сердечный приступ. Тогда Густаво шлет все к чертям, ставит свой стакан, выходит и спрашивает у нее, в чем дело. Она говорит, что слышит, как там, наверху кто-то стучит день и ночь. Она боится. В квартире проблемы с электропроводкой, и там никого быть не должно. Она боится посмотреть сама, поэтому вызвала копов…

— …Наконец они вышли, у троих из них в руках дети, завернутые в одеяла. Маленькие дети. Через несколько минут приехала скорая. Оказывается, одному ребенку год, другому — два, а третьему — три. Два мальчика и девочка, самая старшая. Их родители воскресли два дня назад, умерли от передозировки героином, и их мозги зажарились так, что они совсем отупели, ходили туда-сюда, болтали и колотили по стенам. Они жили в этой квартире. Самовольно вселились и выползали оттуда только ночью.

— Значит, они умерли. И когда воскресли?

— Через пять дней. Но эти пять дней…

— Кошмар. И дети остались одни. Хорошо хоть не умерли с голоду.