— Ты о чем? — спросила жена, не понявшая резкой перемены разговора.
— Все свои расчеты американцы строят на монопольном владении атомной бомбой. Наши предложения о запрещении такого оружия принимают за слабость Советского Союза.
— А у нас есть атомная бомба? — наивно спросила Зиночка.
— Года два тому назад Молотов открыто заявил, что у нас есть атомное оружие, но на Западе, кажется, не поверили этому. Помню, в Японии американские офицеры все допытывались, есть у нас атомная бомба или нет. Потом они вроде бы получили сведения, что в нашей стране произведен атомный взрыв и будто бы я участвовал при испытаниях атомного оружия.
— Откуда они взяли это? — спросила Зинаида Петровна, подкладывая себе салата.
— Не знаю, может быть, просто провоцировали.
— Не дай бог, пережить атомную войну, — проговорила Евдокия Никифоровна и пошла на кухню за горячим.
Степан Ильич сделал глоток коньяка и пососал ломтик лимона.
— Да, атомную войну никто не переживет, — сказал он, дождавшись возвращения жены, — все погибнем. Я видел Хиросиму. Ужасно! А ведь там взорвали небольшую бомбу. Сейчас у них есть в десятки раз мощнее.
Сарычев стал рассказывать о том, что он видел в японских городах, на которые были сброшены атомные бомбы.
— Господи, чего только люди не придумают, чтобы убивать друг друга, — вздохнула Евдокия Никифоровна.
Рассказ Сарычева о Хиросиме и Нагасаки омрачил праздничное настроение. Женщины как-то притихли. Зинаида Петровна, сославшись на позднее время, засобиралась было домой, но Евдокия Никифоровна задержала ее.
Степан Ильич пересел на диван и стал просматривать свежие газеты.
Евдокия Никифоровна и Зинаида Петровна прибирали со стола, неслышно передвигаясь по ворсистому японскому ковру.
— Иди ложись спать, — предложила жена, заметив, что Степан Ильич позевывает.
— Да нет, я сейчас пойду. Прибывает специальный эшелон, надо побыть при разгрузке.
— Тебе-то какое дело до эшелона?
— Поручение полковника Щербинина. Он мой непосредственный начальник.
— Пользуется тем, что ты не можешь отказаться, сует в каждую дыру, — ворчала Евдокия Никифоровна.
— Ладно, ладно. Я приучен выполнять приказы начальников.
Сарычев надел полевую форму и, поцеловав жену и Зиночку, вышел в ночную темень. До складских помещений, к которым подходила железнодорожная ветка, было не больше двух километров, времени в запасе достаточно, и Сарычев не стал вызывать машину, отправился пешком.
Ярко горели звезды, дружно стрекотали цикады, издалека доносился устрашающий лай служебных собак. Полукруг луны, казалось, нырял меж облаков и плыл на запад.
Сарычев шагал не спеша и все равно вскоре почувствовал, что гимнастерка липнет к спине: было очень душно.
Эшелон со спецгрузом прибыл в час ночи. В закрытых четырехосных вагонах были в определенном порядке расставлены защитного цвета ящики, одни — в форме кубов, другие — узкие длинные.
Разгрузкой руководили полковник Щербинин и инженер Лиговский.
— Спасибо, Степан Ильич, что пришел, — поблагодарил Щербинин, вдвоем нам не усмотреть. Эшелон вон какой!
— Злоупотребляете моей безотказностью и добрым отношением к вам, Павел Игнатьевич, — недовольно проговорил Сарычев. — Сегодня у жены день рождения, а я должен здесь торчать. Оставил ее одну.
— Я попрошу прощения у Евдокии Никифоровны, а тебе при надобности прибавлю к отпуску пару деньков.
Щербинин завел Сарычева в одно из складских помещений, объяснил, в каком порядке должны складывать ящики, и поручил строго следить за этим.
Работу закончили около восьми часов утра. Щербинин и Сарычев шли вместе.
— Я думаю, Павел Игнатьевич, козыри Трумэна скоро будут биты, — Сарычев повторил мысль, пришедшую в голову еще дома.
— Какие козыри? — Щербинин остановился и стал закуривать.
— Монополия на атомную бомбу.
— Возможно, возможно, — неопределенно ответил Щербинин. — Ты лучше рассказал бы о Японии. Интересно там было? — спросил полковник, очевидно, чтобы сменить тему беседы.
Сарычев окинул его долгим настороженным взглядом: неожиданный вопрос удивил.
— Всяко приходилось. Занимательных приключений не было, — почти со злостью ответил он.
Теперь уже Щербинин с недоверием посмотрел на Сарычева, что это с ним? Всегда охотно рассказывал о Японии, а теперь вдруг обиделся ни с того ни с сего.
В штабе эскадрильи было пусто. Лишь за дощатой перегородкой гремел голос заместителя командира Корнеева, громко разговаривавшего с кем-то по телефону.
Сарычев вошел в свой кабинет, повесил на гвоздик фуражку, присел к столу и задумался, мысленно набрасывая план действий на день.
Уже третий месяц личный состав Особого отдела находился на казарменном положении. А жизнь шла своим чередом, ставила перед людьми свои житейские дела и суетные заботы.
Капитан Вдовин, настроившийся уйти на пенсию, как-то сник и вовсе притих. Он нет-нет да и напоминал начальнику отдела о рапорте. «Потерпите, Петр Акимович, — отвечал тот, — рапорт ваш лежит у меня в сейфе. Как только обезвредим шпиона, дам ему ход». Но слова эти мало утешали Вдовина, да и здоровье его заметно ухудшалось.