Повести о Ветлугине (илл. П. Павлинова)

Молодого радиста лихорадило от волнения. Он очень боялся, что на вездеходе пошлют не его, а Никиту Савича. Пока все шло хорошо, нормально, он надел уже меховой комбинезон и унты, и Никита Савич напоследок инструктировал его, наставительно помахивая указательным пальцем… Ну, а вдруг Алексей Петрович раздумает и пошлет все-таки Никиту Савича, а не его, Таратуту?

Я услышал смех Вяхирева.

— Посмотри-ка, Алексей Петрович, — сказал он: — Союшкин занял позицию!

У вездехода на льду уже нетерпеливо прохаживался бывший первый ученик. Пенсне он снял. Значит, готовился фотографироваться.

«Экипаж вездехода перед отправлением в глубь «белого пятна»!… Ведь это будет исторический снимок! И он, Союшкин, с достойной улыбкой — на переднем плане, рядом с водителем Куркиньш!…

— Ну что же, Леша? Попрощаемся — и в добрый путь?…

Андрей стоял у трапа в полном походном снаряжении, в высоких унтах, с «Фэдом» через плечо, похлопывая огромными рукавицами одна о другую, — только это и выдавало его волнение. Снизу, со льда, раздавался голос Сабирова, который ворчливо торопил с отправлением.

Вот никогда не думал, что придется стоять так друг против друга, решая, кому идти к Земле Ветлугина, а кому оставаться на борту корабля, потому что для нас двух в вездеходе не будет места!…

И в это время я почувствовал на себе взгляд Степана Ивановича, умный, добрый, внимательный. Наш парторг понимал мое душевное состояние, смятение, растерянность и сочувствовал мне.

Что-то блеснуло в его взгляде, какая-то мысль.

Я с надеждой смотрел на него.

— Ты изучал радиодело, Алексей Петрович, — сказал Степан Иванович и замолчал.

Ну конечно! Это был выход из положения!

На Северной Земле и на мысе Челюскин я изучил радиодело, освоил вторую профессию, — тогда это носило особое, трудно произносимое название: «взаимозаменяемость». Сейчас я мог заменить Таратуту, тем более что работа на походной рации была несложной.

Таратута побледнел, хотел что-то сказать, но только сделал глотательное движение, будто у него пересохло горло.

— Я отвечаю за всю экспедицию, — сказал я.

— Я помогу тебе. Мы все поможем тебе! — Степан Иванович повел рукой в сторону Федосеича, Вяхирева и Синицкого, стоявших на палубе.

— Конечно, Алексей Петрович! Поможем, Алексей Петрович!… — раздалось в ответ.

Один Таратута был недоволен новым вариантом. Он сердито откашлялся.

— Начальнику экспедиции — идти в разведку? — пробормотал он и оглянулся на старшего радиста, ища поддержки.

— А это не разведка, — поправил Синицкий. — Это решающий этап экспедиции!… Алексей Петрович и Андрей Иванович должны оба участвовать в решающем этапе!

Я оставил инструкцию Федосеичу и Степану Ивановичу, хотя в ней не ощущалось особой нужды — все было ясно и без инструкции: «Пятилетке» продолжать дрейф со льдами, огибающими препятствие, на выходе из зигзага взять нас снова на борт.

Переодевшись, я быстро, следом за Андреем, спустился на лед.

Сабиров и Андрей сверили часы. Последний, решающий этап экспедиции начат в 15 часов на координатах…

Провожающие приветственно замахали шапками. Таратута что-то кричал мне, усиленно жестикулируя, кажется напоминал о каких-то хрупких деталях аппаратуры, но его почти не было слышно за гулом мотора.

Тынты Куркин включил третью скорость. Вездеход медленно всполз на ледяной вал и перевалил через него. Впереди белели новые, еще более высокие валы.

— Сейчас мы здесь, — показал Андрей наше место на карте и отметил его карандашом. — Где-то остановимся?…

Я положил карту на груду спальных мешков и разгладил ее, как вдруг что-то завозилось под рукой. Из-под мешков вылезла черная лохматая собака и, зевнув, почесалась задней ногой. Это был Ротозей, самая ленивая собака из всех, которых мы везли с собой на Землю Ветлугина.

По-видимому, питая особое расположение к Тынты, она сбежала за ним по трапу, некоторое время присутствовала при запуске и опробовании мотора, потом, соскучившись долгими приготовлениями, залезла внутрь кузова и заснула там.

Только толчки и качка заставили пса очнуться.

Как всегда, Ротозей проснулся в меланхолическом настроении. Косо поглядел на нас, приподняв ухо, затем, как ни в чем не бывало, принялся вычесывать блох.

— Он нам блох напустит! — вскричал Андрей.

— Традиция, брат, — сказал я, отталкивая пса ногой. — Ни одно открытие в Арктике не обходилось без собаки. Почитай-ка описания открытий…

Но Ротозей нарушил традицию.

Шум мотора и резкие толчки действовали ему на нервы. Он пополз на брюхе по полу, неуклюже спрыгнул с вездехода и, быстро перебирая мохнатыми лапами, побежал назад к кораблю.

Путь вездехода пролегал строго на север, через настоящий ледяной лабиринт. Мы то ныряли в ущелья, и тогда наш корабль исчезал за торосами, то взбирались на гребень и снова видели свою родную «Пятилетку». Она делалась все меньше и меньше.

Мы продвигались не очень быстро — в среднем по две — две с половиной мили в час, то есть около пятидесяти миль в сутки. Правда, немало времени отнимали объезды — торосы поднимались в отдельных местах на пятнадцать метров.