Потом уже на земле глаза раскрылись, вероятно, оттого, что из-за тучки выплыло летнее солнце и лучи его пронизали веки. Увидев солнце, увидев чистое, спокойное небо над собою, девочка подумала, что теперь уж, наверное, прошел этот ужасный сон. На миг ей даже показалось, что она где-то у своего дома, возле того леска за городом, куда часто бегали ее подруги, или на мураве полигона, где в свободные минуты любили отдыхать, наслаждаясь запахом молодого чабреца, кавалеристы. Вот и жаворонок поднялся над головой, затрепыхал крылышками, зазвенел. Если это полигон, то тут и речка недалеко. «Скоро придет отец, и побежим тогда вместе на речку. Напиться бы холодной воды, смочить бы голову… Болит что-то голова…»
Невдалеке кто-то застонал, и сразу же умолкла песня жаворонка. Светлана приподнялась на локте, огляделась вокруг. Перед нею колесами вверх лежал передок «газика». В первое мгновение девочке показалось, что колеса еще вертятся. В стороне, шагах в десяти, силилась встать какая-то девушка: она вытягивала руки, упиралась ими в землю.
— Подождите немножко! — сказала Светлана. — Я вам помогу!
Она вскочила на ноги, но мягкая трава будто провалилась под нею, и Светлана упала. Потом она все-таки подползла на коленках к девушке и попробовала помочь ей. И когда девушка кое-как встала и поправила на голове спутанные черные волосы, Светлана узнала в ней машинистку.
— Где это мы? — спросила девушка.
А Светлана смотрела на нее и не знала, что ответить. Ей только хотелось поскорее помочь девушке и помогать всем, если это надо. «Что с вами?» — хотела она спросить машинистку, но та опередила ее:
— Тебе не больно, Света?
Девочка схватилась рукой за голову, и глаза ее налились слезами.
А машинистка тем временем разорвала на себе кремовую блузку:
— Дай я тебя перевяжу, Светочка.
Пока перевязывала, совсем пришла в себя и поняла, что сама не ранена. Тревожно было только за Светлану. У девочки — пятно чуть повыше лба. Может, это только царапина, а может, и хуже. Нет ли еще ран?
У машинистки судорожно сжалось сердце. Но, усадив девочку к себе на колени, она сказала совсем спокойно:
— Маленькая у тебя ранка, Света, она почти и не видна. Это ты, наверное, ударилась, когда падала с машины.
Девочка обняла машинистку за шею.
— А что это случилось? Где мой папа? Где Бондаренко?
— Война, Светочка, — едва сдерживая слезы, сказала машинистка. — Началась война.
Сдвинув не очень умело сделанную, наползавшую на глаза повязку, Светлана еще раз взглянула на передок «газика» с висящими, словно для забавы, колесами и увидела вблизи него большую круглую яму; увидела на траве ту пилотку, что недавно поблескивала начищенной звездочкой. Больше не о чем было спрашивать.
Сначала они бежали по дороге почти одни. Изредка проходила машина или проносилась группа всадников. Встречные люди иногда и не знали, что случилось там, на границе, и смотрели на Светлану и машинистку удивленно, а то и подозрительно. Внешний вид их действительно вызывал удивление. Голова Светланы была обмотана кремовой повязкой, словно чалмой, а на плечах у машинистки болталась только половина блузки. Помнилось девушке, что взяла она с собой косынку, когда выбегала из штаба, но косынка пропала, как пропал шофер, как пропал тот боец, что сидел рядом с шофером. Горячее июньское солнце жжет нестерпимо, красивые вьющиеся волосы могут выгореть. Но бог с ними, с волосами Только для того чтоб не ослабеть от солнцепека, девушка подняла из канавки порыжевший лист газеты, свернула его корабликом и надела на голову.
С наступлением сумерек появились грузовые машины, заполненные ранеными. Много шло машин, чуть ли не одна за другой. Бойцы в повязках, а некоторые и без повязок, видимо подобранные по дороге, сидели кто где мог: вдоль бортов, на бортах, стояли, прижавшись грудью к покатой крыше кабины. Тяжелораненые лежали на соломе — кто на животе, кто на боку, кто на спине.
Светлана, с согласия машинистки, начала «голосовать»: она тоже раненая, ее должны взять на машину. Но шоферы изо всей силы нажимали на газ. Они смотрели только на дорогу, следили через боковое стекло, чисто ли небо, нет ли в нем того страшного лиха, от которого вот эти люди в кузове остались, быть может, калеками.
Наконец один шофер затормозил машину перед поднятой маленькой рукой.
— Перевязывать умеете? — спросил он, высунув запыленный чуб в выбитое боковое окно.
— Умеем, — ответила Светлана.
Чубатый недоверчиво усмехнулся и, взглянув на машинистку, приказал:
— Садитесь! Только быстро: раз-два! Вот бинты!
Бойцы, сидевшие на бортах, зашевелились, каким-то чудом освободили местечко и помогли им влезть. Машина так рванула с места, что Светлану бросило на одного бойца, однако тот ничего не сказал, только улыбнулся, превозмогая боль, и осторожно отвел перевязанное плечо.
Кое-как примостившись, Светлана стала смотреть в ту сторону, где — она узнавала это по клубам дыма — должен находиться их военный городок. Может, он еще виден, может, удастся обнаружить хоть какие-нибудь приметы?