Я думал о том, что собирался ему сказать: какая она неряха, как она не умеет обходиться с деньгами, а в маргарине я нередко находил волос, и повсюду были эти проклятые жирные пятна — на книгах, газетах, даже на фотографиях… С каким трудом удавалось поднимать ее с постели по утрам… А ее наивно-пролетарские представления о завтраке в постели как о высшей роскоши, отчего на простынях оставались джемовые кляксы и коричневатые кофейные пятна на перине; да, она была лентяйкой и грязнухой, стирать я заставлял ее силой, а иной раз буквально волоком тащил ее и загонял в ванну и мыл, как моют малых детей, а она визжала и отфыркивалась… Да, а порой она приходила в ярость, но при этом никогда не бывала в дурном настроении, в дурном настроении — никогда… А потом мне вспомнилась наша стройка, на которую я ни разу даже не заглянул, я все доверил Франциске и архитектору.
НА КАКОМ ЭТО ЯЗЫКЕ — ШНЕКЕНРЁДЕР?
Статья, 1982