Читаем Повести. Рассказы. Пьесы полностью

Повести. Рассказы. Пьесы

Я остался с Халлем наедине. Он включил электрическую печку, стоявшую между письменным столом и красным плюшевым диваном, включил также настольную лампу пастора, выключил верхний свет и сел на ручку дивана, обращенную к окну. Я налил себе полрюмки водки и вдохнул; голые кроны деревьев, холодная церковь, подбитые гвоздями детские башмаки, которые в темноте очертили мне контуры деревни. Голос Анны, почерк Анны, ее волосы и ее глаза.

— Перестаньте засматриваться на Анну, — сказал Халль, не оборачиваясь. — Она замужем за моим братом, он далеко отсюда, скоро вернется. Оставьте ее в покое. — Он продолжал подчеркнуто ровно: — Такой человек, как вы, мог бы здесь очень пригодиться; с моим братом вы легко найдете общий язык; если хотите, приходите ко мне завтра, не дожидаясь пятницы. Так и так вы ничего не найдете.

— Что-нибудь я найду, будет очень глупо, если вы не дадите мне что-нибудь найти, — сказал я.

— Что же вы хотите, например, найти?

— Какой-нибудь корм, только не «семечки». Что-нибудь посущественнее. Посмотрите по таблице, во что вам это обойдется.

— И сколько же мне будет стоить ваш совет?

— Нисколько, — сказал я.

— Но ведь так не бывает, — сказал он.

— Бывает, — сказал я.

Печка раскалилась. Абажур настольной лампы излучал зеленый свет. Я слышал, как на кухне смеялись Анна и пастор.

— Нет, — сказал Халль не оборачиваясь, — не бывает.

Я выпил полрюмки водки и принялся набивать трубку.

АНГЕЛ

_{Рассказ}

перевел Е. Вильмонт

Большой мраморный ангел безмолвствовал, хотя священник смотрел на него и словно бы даже обращался к нему; ангел лежал лицом в грязь, и при виде его отбитого затылка — а именно затылком он был раньше прикреплен к колонне — казалось, что его убили, а может, прогнали на землю — плакать или пить.

Он лежал, уткнувшись лицом в грязную лужу, его крутые локоны были заляпаны грязью, на округлую щеку налипла глина, и только голубоватое ухо было безукоризненно чистым; рядом валялся обломок его меча: длинный кусок мрамора, словно выброшенный им за ненадобностью.

Впечатление было такое, будто он прислушивается, и никто не мог бы сказать, что выражает его лицо: боль или насмешку. Он безмолвствовал. На спине его мало-помалу собиралась лужица, подошвы влажно блестели. Иногда священник, переминаясь с ноги на ногу, приближался к нему, и тогда всем казалось, что ангел целует священнику ноги, но это только казалось, он не поднимал лица из грязи. Он лежал, как положено по уставу, под прикрытием земляного вала, ни дать ни взять солдат.

— И вот теперь, — кричал священник, — теперь нам хочется думать, что это мы достойны скорби, а не она, — он простер свои белые руки к склепу, где между двух ионических колонн[139] стоял гроб под черным покровом, по золотым кистям которого стучали капли дождя. — Нам хочется думать, что смерть — это начало жизни.

Служка, стоявший позади священника, судорожно сжимал роговую ручку зонта, изо всех сил стараясь так держать зонт, чтобы поспевать за движениями священника, но риторические повороты были иной раз столь внезапны, что служка промахивался. Тогда дождевые капли падали на голову священника и тот оборачивался, бросая уничтожающие взгляды на бледного юношу, державшего над ним зонт, как балдахин.

— Мы полагаем, — кричал священник мраморному ангелу, — что мы всегда стоим на пороге смерти. Так обратимся же мыслями к ней, нашей дорогой покойнице, одаренной всеми земными благами, жившей в крепкой христианской семье, которой наш город стольким обязан: как внезапно настиг ее зов господа, пославшего ей незримого вестника…

На мгновение он умолк, пораженный. Ему почудилось, что голубоватая, безукоризненно чистая мраморная щека дрогнула, словно от улыбки, и священник поднял испуганный взгляд, ища в скоплении зонтов самые дорогие, шелковые зонты.

— Как поразила всю семью весть о ее внезапной кончине.

Глаза его блуждали по зонтам, пока не приметили группу людей, головы которых поливал дождь.

— Как скорбят о ней бедняки, потерявшие в ней верную и чуткую помощницу. Так не преминем же всегда молиться за упокой ее души, все мы, которых в любой момент может настичь незримый вестник, которого нам пошлет господь. Аминь. Аминь! — прокричал он еще раз над мраморным ухом ангела.

— Аминь! — возгласила толпа, и глухой ропот эхом донесся из маленькой церкви.

Медленно погружался в грязь мраморный ангел, его округлые щеки вдавились в глину, а его безукоризненно чистое ухо залепило жидкой грязью.

Псаломщик в церкви тихо отозвался на латинские песнопения священника, и все увидели, что священник на мгновение растерялся, не зная, куда следует бросить первую лопату раскисшей земли. Он швырнул землю на гроб, и комья глины рассыпались по мраморным плитам.

Ангел безмолвствовал. Под тяжестью двух мужчин он еще глубже ушел в землю, его роскошные локоны тонули в чавкающей грязи, а обломки рук все больше впивались в глину.