Повести. Рассказы. Пьесы

Фрау Борзиг. Берегите время, часы уходят, дни исчезают, как дым от сигареты… годы мелькают, как скверная кинолента, и в один прекрасный день оказывается, что твои дочери похожи на кинозвезд, которые тебе никогда не нравились… и тебе остается только «налаженный дом», — кажется, так это принято называть? Чистота, все лежит на месте, но зато утром, когда ты просыпаешься, тебя слегка подташнивает, и ты сама не знаешь почему… Так будьте первым человеком, кто послушался чужого совета. Вы словно те глупые мальчишки, которые хотят своими глазами увидеть войну, хотя отцы рассказывали им, что это грязь и бессмыслица и что войну облагораживают лишь мертвецы — ангелы, захлебнувшиеся в грязи. Попытайтесь выйти из рокового круга, не стремитесь ничего узнать, ни в чем убедиться, поверьте на слово: время, которое вы проведете за чаем в этом доме, выброшено на ветер.

Роберт. Благодарю вас, но я человек любопытный… предоставьте меня самому себе. Жаль только, что вы не будете присутствовать на этой чашке чая…

Фрау Борзиг. Не могу, не могу больше слышать их голоса, не могу больше видеть их лица. Я уеду, уеду далеко-далеко. Позвольте напоследок рассказать вам, что написал мне перед смертью отец. Хотите?

Роберт. Хочу.

Фрау Борзиг. «В молодости, — писал мне отец, — я знавал небритых мошенников: людей, которые писали плохие картины, плохие стихи, людей, которые продавали за десять пфеннигов лезвия для бритья ценой в два пфеннига… позднее я жил в мире гладко выбритых мошенников, среди людей, которые писали плохие картины, плохие стихи и продавали вещи ценой в два пфеннига за целую марку. Когда я стал старше, мир небритых мошенников я вновь предпочел миру гладко выбритых мошенников».

У дома останавливается машина… Голоса… Смех в передней…

Фрау Борзиг (понизив голос). Ну что ж, ступайте в мир гладко выбритых мошенников.

На всем протяжении следующей сцены время от времени слышится звяканье чашек, чирканье спичек и т. д.

Зёнтген. Мне, как ближайшему другу Вернера Бехера и его нынешнему преемнику, было чрезвычайно интересно прочесть, милейший господин Вильке, вашу работу о высокоуважаемом шефе, проявлявшем обо мне поистине отеческую заботу. Рад познакомиться с вами…

Роберт. Я был потрясен, господин директор, узнав, что брошюра уже напечатана. Я полагал… я твердо рассчитывал, что мне покажут исправления. В результате, мне кажется, личность господина барона фон Букума изображена не совсем верно.

Зёнтген. Очень приятно, что вы вступаетесь за свою рукопись, защищаете свое детище. В противном случае я был бы в вас разочарован. (

Смеется). Поздравляю, у вас бойкое перо.

Борзиг. Во всем виноват я, милый Вильке. Действительно, я не дал вам возможности ознакомиться с моей поправкой, но у меня была уважительная причина: времени оставалось в обрез, вы же знаете, что через четыре дня — юбилейная дата: день рождения Бехера…

Зёнтген. Мы оказали вам большое доверие — дали на дом материал, который мог бы нанести фирме заметный, весьма заметный ущерб, попади он в руки конкурентам. Представьте, что вам пришло бы в голову продать концерну ЗУНАГ ну, скажем, дневники Бехера, в которых высказаны довольно забавные мысли…

Роберт. По-моему, я не давал вам повода…

Зёнтген

. Я вас ни в чем не подозреваю, я просто говорю, что мы могли отнестись к вам с подозрением. Признаюсь, я пожурил доктора Борзига за оказанное доверие, а сейчас хвалю за риск. Ведь теперь мы уверены, что можем вам доверять. Не сомневайтесь, мы это оценим.

Борзиг. Вы так горячо защищаете свою рукопись, что позвольте и мне сказать несколько слов. Допустим, мы предложили бы читателям ваше сочинение об основателе без всяких поправок. Со страниц брошюры несомненно встал бы образ мудрого, очень своеобразного человека, который на склоне лет пришел к весьма интересным философским выводам о сущности бытия, так сказать, образ Скептика с большой буквы… Прекрасно… но ведь здесь, милый Вильке, мы вступаем уже в область чистой литературы. (Совсем другим тоном.) Неужели вы думаете, что после такого сочинения мы продали бы хоть одну лишнюю упаковку синзолина или коробку пантотала?

Роберт (тихо). Не понимаю, почему именно мне вы доверили такую ответственную работу — брошюру памяти Бехера.

Зёнтген (серьезно). Причина очень простая: ваши прекрасные произведения навели нас на мысль создать своего рода литературный фонд, из которого мы сможем черпать материалы для информации о нашей фирме.