Повести рассказы. Стихотворения. Поэмы. Драмы

По целым ночам дрожали сестрички, а дров не давали… Матушка не велела. И вот они согрешили. Она, Варвара, Сек-лета и Марта, да еще две монашенки… Тайком, по ночам, проваливаясь глубоко в холодный снег, они собирали в лесу сухие сучья и согревали кельи. Дозналась матушка – из монастыря прогнала. Всех шестерых… Пошли они с плачем по снегу и холоду, в худой одеже… Стыдно было, обидно… Но с дороги их вернули. Смилостивилась игуменья матушка… Две не захотели, ушли в мир… С тех пор и голос пропал у нее, как простудилась.

– Где-то теперь Ганна, та, что пе захотела вернуться? – подумала вслух Устина.

– Я видела ее, когда ездила в город,- отозвалась Марта.- Замуж уже вышла. Муж слесарь, она лавочку держит. Такая веселая, здоровая… Вспомнить, говорит, не могу…

– А вот Мария умерла… царство ей небесное…- вздохнула Варвара.

Все тоже вздохнули и замолкли.

– Одни говорят, что с горя, а другие – что простудилась, когда брела по глубокому снегу,- бросила Секлета.

Никто пе ответил ей.

Снова стало тихо. Только гнулись стебли малины и в корзину дождем падали ягоды.

– Отчего это, скажите мне, сестры,- спросила Варвара и даже сделала большие глаза,- когда раньше люди спасались, то добро другим делали… а теперь…

– Все от бога… Не судите, и вас не осудят,- строго сказала Устина.

Все понимали, на что Варвара намекает.

– Да будет вам!-крикнула веселая Секлета.- Лови, Варвара! – и бросила спелую ягоду.

Варвара раскрыла рот, но ягода пе попала.

– Ну, теперь ты! – И малина полетела в рот Секлеты.

– Хороша малинка? – послышался сбоку знакомый голос.

Как из-под земли выросла сестра Аркадия, с постным

лицом, с набожно сложенными на животе руками.

Никто не. откликнулся.

– А я еще не кушала… Дух чревоугодия побеждается…- И, видя, что ее не слушают, сестра Аркадия криво усмехнулась и тихонько пошла дальше.

– Христа продала бы! – сказала Секлета.

Они уже кончали работу, когда прибежала келейница.

– Несите скорей малину… и идите все к матушке игуменье. Зовет…

«Ну, что-то будет!» – подумали сестрички.

* * *

Зигзагом вьется белая дорога из святого монастыря в грешный мир. Вздымаются над нею горы, шумят старые буки, клокочет в долине Алма…

Солнце было уже низко. Зелеными огнями горели на нем вершины буков, блестели, как серебряные колонны, стволы, и блуждали иод ними их легкие тени. А там, где солнца уже нет, громоздились в небо темные стены, а с них, глубокие и черные, глядели сумерки.

Шли по дороге монашенки. Поникшие головы, красные глаза, узелки за плечами, палки в руках. Впереди Варвара, за ней Устина, а там и две другие, что собирали малину. Брели из рая в грешный мир, так и не опомнившись, не придя в себя. Так быстро все это стряслось! Беда застигла их, как дождевая туча. Устина до сих пор еще дрожала, перед глазами у нее все еще стояла высокая, черная матушка игуменья: желтые мешки скачут под злыми глазами, палка трясется в руке, золотой крест скачет на груди. «Где малина?… Сожрали?! Малина моя где!… Распутницы!… Вон отсюда!…- Сестра Аркадия с постным лицом подает матушке святой водицы, просит напиться…- Прочь с глаз моих… Вон отсюда!… Всех разгоню… я… я…» Льется на пол вода, палка ходуном ходит, крест скачет на груди, и скачут мешки под глазами…

Потом хаос, что-то смутное, чего и не вспомнишь… убогие узелки с убогими пожитками… дрожащие руки… слезы монашенок… Слова утешения украдкой, тайком, чтобы старшие не видали,- и под ногами дорога, долгая, постыдная… А в мозгу точно топором рубит: «Сожрали?… Вон отсюда!…» Даже деревья шепчут в черных вершинах: «Сожрали? Вон отсюда!…»

Щеки у Устины пылали, и раскаяние жгло грудь. Какая-то малина!…

Сестра Варвара шагала твердо, упрямо, будто рвала цепи. Сдвинула брови, сжала губы и стучала палкой о землю.

Ни разу не остановилась, не оглянулась. Вся фигура говорила: прочь от рая, ближе к грешному миру!

Позади – враги. Шли молча, одинокие, словно разделенные стеной. Даже тени их врозь плыли по дороге.

Сестра Устина была подавлена. Она не в силах была ничего забыть. Не забыла своей кельи, тесной и тихой, как могила… Вечерних теней, трепещущих от света лампадки… маленького оконца, вмещавшего в себе высокие горы, и чистое небо, и ясное солнце… прекрасный мир божий… Ее душа не могла оборвать вдруг священные мелодии, чистые и прекрасные, как ангельские хоры. Забыть сладкие молитвы на каменном полу в углу темной церкви… Черных сестричек, идущих рядами… Всего, к чему привыкла. Что с нею будет? Куда деваться? В широком, чужом мире, от которого она отвыкла? Куда ведет эта белая дорога, петляющая в горах – чужих, неизвестных, холодных?

А лес молчал. Молча шли сестры, и каждая отдельно несла свои думы.

Вдруг что-то послышалось ей… Нет, только послышалось…

Так обидно, так грустно, душа исходит слезами.

– Сестра Секлета, где заночуем?

Ласковый голос… Кто это сказал? Тепло, сердечно, словно солнце вечернее. Это послышалось ей?

– Сестра Секлета, где заночуем?

– Сестричка Марта!…

Неужели это враг обратился к врагу?

Даже Варвара вздрогнула и остановилась.

Они оглянулись.

Сестра Секлета лежала на груди у Марты, и черные плечи ее сотрясались от плача.

– Прости!