Поводок для пилигрима

В мгновение ока все пошло наперекосяк, стало с ног на голову. Мы скатились к последней черте. Еще слово и от прошлой дружбы не останется и следа.

Всякий разговор терял смысл. Я тронул коня и в одиночестве поехал вперед.

Послушницы, человек двадцать пять, без устали набивали мешки землей. Все одеты в облегающие джотпуры, дублеты, вооружены баделерами. У многих на поясе кулачные брокели и шлемы мисюрки. Амазонки не иначе! Их, мамка", высокая и гибкая жрица, оживленно беседовала с Роной и Эйжей.

На полпути меня нагнал Амадеус.

Сеньор Вирхофф… Сеньор Вирхофф!

Что стряслось?

Вам передал сеньор Маршалси, бард робко протянул рубинового орла. Сеньор Вирхофф, я тоже остаюсь.

Кажется только вчера мы собирались обмывать капитанство Маршалси в Тиаре. Славные были деньки. Захотелось зашвырнуть орла в людскую толчею. Не мне дадено, не мне и таскать.

Я самостоятельный человек, заявил бард и желая скрасить неловкость. К тому же вы знаете, настоящий бард должен выпивать пинту тремя глотками, вылечить мандавошек и не боятся атаки.

Киваю головой. Зубоскальству он научился. Припомнилось, как ехали в повозке в Ожен. Амадеус читал свои стихи. Сейчас он снова походил на возмужавшего гения. А до этого? Объект для подначек, шуток и поучений? Мальчишка, которому моя и Маршалси опека мешала. Уже мешала.

Осталось совсем чуть-чуть, ответил я ему.

Что ему сказать? И захочет ли он услышать? Через несколько часов могут закончиться и рифмы, и мечты, и сама жизнь. А услышав, поймет? А может мне, приученному выполнять приказы, не понять его выбор, добровольный и осознанный? Или он всего лишь еще один герой? Это зря. Живых героев не очень любят. Вот загнется… Тут уж стихи напишут, песни споют, пляски спляшут, памятников понаставят. С мертвыми легче. Есть-пить не просит, раны лечить не надо, в деньгах и пенсиях экономия. Всей заботы, как дуба даст, марш, Вперед ногами" сыграть, знаменем могилку прикрыть и порядок. Можно начинать разговоры: Каким он парнем был*.

Поступай как знаешь, только и сказал ему на прощание.

Тронул коня, еду дальше. На душе легкая досада. Неприятность, одним словом.

Сеньор Гонзаго? окликнули меня.

Поворачиваюсь. Мир теснее чем очередь за пивом в пустыне Сахара. Бламмон?!! Чумазый, в пыли. Колет расшнурован, рубаха пропитана потом. Подмышкой держит глиняный кувшин.

Не надеялся свидится сеньор Гонзаго, приветствовал меня Бламмон.

Опять за деньгами? криво усмехнулся я. Не вижу сеньора Рипли.

Вздернули. Жадность подвела.

Не повезло, значит.

Что вы тут делаете? Бламмон устало стряхнул пыль с одежды.

Проезжал.

Тут многие проезжали, в глазах плохо скрываемое презрение. Остатки рейтарской роты, пикинеры двенадцатого пограничного полка и так сброду помаленьку.

А вы сами как тут оказались? заинтересовался я. Ему то что здесь делать, романтику с большой дороги*?

Как и вы проезжал, да решил остаться. Не хотите вещи прибрать?

В смысле?

Семейные реликвии, фамильные амулеты. Варвары любят побрякушки. Спрячем потом заберем. Нет, пусть в земле лежат. Или вы дальше?

Трудно объяснить, но я подчинился внутреннему порыву и протянул ему капитанского орла, затем достал из кармашка тряпицу с клыком и монетой и отдал ему.

Приобщите. Мы же собирались поучаствовать в общем деле. У меня рука легкая. Как у палача, напомнил я ему его же слова.

Бламмон в шутку поклонился, дескать, святая ваша правда.

Видите вон тот валун, он указал мне на склон ближайшего холма. С другой стороны. Что б вы знали. Тут в кувшине мой перстень с аквамарином. Еже ли что, в Фимпе, в гостинице Золотая алебарда показать хозяину. Сказать от Бламмона. Тот направит куда перстень доставить. Денег на дорогу я тоже вложил.

Понимающе киваю головой. На том и расстались. Пока ехал к жрицам, шагов шестьдесят, размышлял. Уверенности в правильности поступка нет. Желания уехать то же. Вспомнил переправу: орущих детей, ругающихся возниц, перепуганных женщин. Вспомнить вспомнил и что? Меня это не тревожило, не беспокоило, не волновало, не колыхало. Не мое и нет мне до этого никакой корысти и заботы. Другим есть. Маршалси, Амадеусу, даже Бламмону!!!

Не уже ли действительно все равно? Я вслушался в ощущения, в стук крови в венах, ковырнул в памяти не худшие, но горькие времена. Ничего… Ни единый мускул не дрыгнул, не один нерв не дрогнул, сердце не защемило и не забилось быстрее.

Ты жив? Спаситель мира? обратился я к себе, настораживаясь собственному бесчувствию.

На глаза попались два кадета с трудом тащившие мешок с землей. Совсем пацаны…

Увидев меня близко, видия закивала головой и прервала разговор с наставницей послушниц.

Сейчас уезжаем, сказала Рона мне. И без психоанализа видно, уезжать ей хотелось меньше всего. Из-за тех кто на переправе или из-за девчонок в джотпурах? Они не старшие пацанов с мешком.

Наклонился из седла. Почти лицо в лицо. Вижу морщинки, беспокойные серые глаза, тревогу застывшую в них.

А мы остаемся, спокойно ответил я.

Мы едем! моментальный ответ.

Лукавит старая. Нет в голосе той яростной твердости, от которой у простых смертных очко жим-жим.