Поворот ключа

Я начала писать вам прошлым вечером, мистер Рэксем, а утром, когда проснулась и увидела помятые страницы, исписанные дрожащими каракулями, хотела порвать их и начать сначала, как делала уже раз десять. Я должна была написать все по порядку, хладнокровно и четко, чтобы вы поняли. А вместо этого облила письмо слезами и запуталась в упреках.

Затем я перечитала написанное и подумала, что не смогу начать заново. Надо продолжать. Все это время я говорила себе, что если бы кто-нибудь помог мне собраться с мыслями и выслушал мой рассказ, не перебивая, то я сумела бы объяснить.

Это мой последний шанс.

В Шотландии человека могут держать в тюрьме до суда сто сорок дней. Правда, одна женщина ждет уже почти десять месяцев. Знаете, как это долго? Десять месяцев! Нет, вы не знаете, мистер Рэксем! Позвольте мне объяснить. В ее случае ожидание длится двести девяносто семь дней. Она пропустила Рождество со своими детьми. Все их дни рождения. День матери, и пасху, и начало школьных занятий.

Двести девяносто семь дней. А дату суда продолжают откладывать. По словам мистера Гейтса, меня не будут держать так долго, поскольку дело получило широкую огласку.

Так или иначе, сто, сто сорок, двести девяносто семь — это очень много, мистер Рэксем. Есть время подумать, вспомнить, попытаться понять, что произошло. Ведь я многого до сих пор не понимаю, только одно знаю наверняка: я не убивала эту девочку. Не убивала! Как бы ни старалась полиция извратить факты и загнать меня в ловушку, здесь они бессильны.

Я ее не убивала, значит, это сделал кто-то другой. И этот человек на свободе, а я гнию в тюрьме.

Я заканчиваю, письмо не должно быть слишком длинным — вы занятой человек и можете не дочитать до конца. Но очень вас прошу, поверьте мне. Вы единственный, кто в силах мне помочь.

Пожалуйста, приезжайте со мной повидаться, мистер Рэксем. Позвольте объяснить вам мои обстоятельства и то, как я запуталась в этом кошмаре. Если кто-то и сумеет убедить присяжных, то только вы.

Я внесла ваше имя в список посетителей, а если у вас есть вопросы, можете писать на этот адрес. Я никуда отсюда не денусь. Ха-ха.

Извините, я не хотела заканчивать письмо на шутливой ноте. Ничего смешного нет. Я в тюрьме, и мне грозит…

Нет, не хочу даже думать. И не буду. Меня не могут осудить, ведь я невиновна. Нужно просто всех в этом убедить. Начиная с вас.

Пожалуйста, мистер Рэксем, скажите, что согласны мне помочь. Умоляю, напишите мне. Не хочу показаться мелодраматичной, но вы — моя последняя надежда.

Мистер Гейтс мне не верит, это написано у него на лице.

Мне почему-то кажется, что вы поверите.

12 сентября 2017 года

Тюрьма Чарнворт

Уважаемый мистер Рэксем!

С момента написания моего письма прошло три дня, и не стану скрывать: никогда в жизни я не ждала ответа с таким пылким нетерпением. Каждый день, когда приносят почту, у меня замирает сердце и я начинаю отчаянно надеяться… А вы не даете о себе знать.

Простите. Это уже какой-то эмоциональный шантаж. Я не хотела. Понимаю, у вас много других дел, а со времени отправки моего письма прошло всего три дня. Но я почему-то надеялась, что шумиха в газетах, которая не принесла мне никакой пользы, хотя бы сделала меня в некотором роде знаменитостью, что позволит моему посланию не затеряться в потоке других писем, полученных вами от нынешних или будущих клиентов и от всяких психов.

Неужели вас не интересует, что случилось на самом деле, мистер Рэксем? Меня — очень.

Так или иначе, прошло три дня (по-моему, я об этом уже упоминала), и… я начинаю беспокоиться. Здесь особо нечего делать, у меня полно свободного времени, чтобы размышлять, мучиться и предполагать худшее.

Несколько последних суток я именно этим и занималась. Волновалась, что вы не получили письмо. Или тюремные власти его не передали (не знаю, могут ли они поступить так без моего ведома). Или что я плохо объяснила.

Больше всего меня тревожит последнее. Ведь если так, то я сама виновата. Я старалась писать коротко и ясно, но теперь думаю, что зря. Вам нужны факты, подтверждающие мою невиновность. Вы ведь не можете верить мне на слово.

Когда я попала в тюрьму, остальные заключенные — не стану кривить душой — казались мне людьми из другого мира. Нет, я не считала себя лучше их. Просто они были здесь… на своем месте, что ли. Даже смертельно напуганные и те, кто пытался навредить себе, даже те, что визжали, бились головой об стены камер и кричали по ночам, даже совсем молоденькие девочки, едва окончившие школу. Они… не знаю, как объяснить. Мне казалось, что они здесь в своей стихии — с бледными, изможденными лицами, зачесанными назад волосами и смазанными татуировками. Весь их вид указывал на то, что они… виновны.