Поворот ключа

Проходя мимо спальни Сандры и Билла, я что-то услышала. Или увидела. Неясное движение в темноте между дверью и рамой. Показалось? Я очень устала. Наверное, игра воображения.

Тихонечко, чтобы не разбудить детей, я толкнула дверь, зашуршавшую по толстому серебристому ковру. В комнате было пусто и тихо. Шторы не задернуты. В Лондоне в такое время уже темнело; здесь, на севере, солнце только начало опускаться за горные вершины.

Багровые квадраты света косо ложились на пол, превращая ковер в пылающую шахматную доску, а в углах залегли глубокие непроницаемые тени. Проходя мимо кровати, я провела рукой по плотной, хрустящей ткани покрывала, и мое сердце забилось быстрее, словно я совершила нечто запретное. Вдруг за мной наблюдает Сандра? Я крадусь по их спальне, трогаю белье. В голове вертелись оправдания: мне послышался шум… Нет, я знала, что это вранье. Я искала повод.

На прикроватной тумбочке лежала пара сережек. Значит, Сандра спит со стороны двери. А Билл…

Стараясь держаться в тени, я на цыпочках обошла кровать, осторожно открыла ящик тумбочки со стороны Билла. Часы с порванным ремешком. Горстка мелочи. Какие-то билеты, спрей от сенной лихорадки, расческа. Не знаю, что я надеялась там найти. Если я хотела узнать, почувствовать человека, который жил в этой комнате, спал в этой белоснежной постели, то меня ждало разочарование. Все вещи были поразительно безличными.

Я вспомнила тот разговор в кухне, его ногу в джинсах, натренированным движением проскользнувшую между моих коленей, и мне стало дурно. Кто ты?

Внезапно я почувствовала, что не могу здесь оставаться, и почти побежала к двери, начисто забыв, что Сандра или Билл могут меня увидеть. Пусть катятся к черту. Оба.

Закрыв дверь своей комнаты, я словно забаррикадировалась от всего дома. Прежде чем задернуть шторы, я бросила последний взгляд на кровавые полосы заката, исчезающие за далекими вершинами голубых гор. У Джека в окне горел свет.

Утонув головой в мягкой пуховой подушке, я думала о нем. О сильных руках, которыми он с легкостью удерживал двух гиперактивных собак, о ключе, безошибочно найденном там, где я уже искала.

А потом мне в голову пришло другое: его доброта, и как он пришел проверить, все ли в порядке, в мой первый вечер, и как ласково успокаивал Петру.

И я задумалась: что, если бы в тот вечер на месте Билла оказался он? Выбежала бы я из комнаты, охваченная паникой? Или отреагировала бы совсем иначе? Открылась перед ним? Покраснела?

Мои щеки вспыхнули от одной только мысли, но я вновь вспомнила, как стояла на коленях в буфетной, светя фонариком под стиральную машину. Ключа там не было, точно.

А значит… Я потерла лицо, борясь с желанием почесать горящий лоб. Глупости! Джек не мог украсть ключ, чтобы напугать меня. У него есть свой комплект ключей, и отпечаток его пальца внесен в систему, чтобы открывать парадную дверь. Хотя, наверное, там все записывается, а с обычным ключом и замком — нет.

Чепуха! Зачем ему забирать ключ на несколько часов? Чего бы он добился? Ничего, только того, что я теперь настороже. Кроме того, меня беспокоил кулон, который я так и не нашла. Правда, искать было некогда. Нет, Джек здесь точно ни при чем. У меня паранойя. Вещам свойственно теряться. Ключ мог упасть, а кулон завалился в ящик комода или в карман и когда-нибудь найдется. Всему есть разумное объяснение, не требующее теории заговора.

Я отодвинула эти мысли подальше, перевернулась на другой бок и погрузилась в сон. Засыпая, я думала не о Джеке, не о ключе и даже не о Билле. А о шагах на чердаке. О старике, потерявшем дочь. Моя рука потянулась к несуществующему кулону, и я наконец уснула.

Посреди ночи меня разбудили дикие вопли и грохот. Я инстинктивно зажала уши, села в кровати и стала дико оглядываться по сторонам, дрожа от холода. Все до единой лампы горели на полную мощность, заливая комнату ослепительным светом, стоял ледяной холод. А самое страшное — шум. Музыка, нет, не музыка, а бешеная, визжащая и воющая какофония, в которую превращала ее запредельная громкость. С минуту я не могла понять, что, черт возьми, делать. Затем подбежала к панели на стене и стала нажимать все подряд. Пульс стучал в ушах, вой не прекращался. Мне удалось добиться лишь того, что вдобавок ко всему загорелся свет в шкафах.

— Выключить музыку! — закричала я. — Выключить динамики! Уменьшить громкость!

Ничего не изменилось. Снизу раздавался яростный лай собак и оглушительный, как паровозный гудок, рев Петры.

Прекратив возиться с панелью, я схватила халат и помчалась вниз. Возле детских спален музыка орала еще громче — наверное, из-за узкого коридора. Свет тоже горел на полную. Растрепанная Петра стояла в кроватке и вопила от страха. Я схватила ее на руки и побежала в комнату девочек. Мэдди скорчилась у себя на кровати, заткнув уши руками, а Элли нигде не было.

— Где Элли? — заорала я, пытаясь перекричать музыку и вопли Петры. Девочка подняла голову и ошарашенно посмотрела на меня. Я дернула ее за руку и вновь прокричала: — Где Элли?