Повороты судьбы. Часть 1. Рыжая

«Чёрт со всем! Поеду домой! Надо ещё позвонить брату и сообщить, что мы не прилетим! Бедная Маринка!!!» – решила она и, поднявшись, стала голосовать на дороге, собираясь поймать «частника».

– Всё будет так как должно быть, – подумала она. – А будет всё только лучше и лучше…

* * *

Проснувшись, Герман зевнул так широко, что едва не вывихнул себе челюсть. Не открывая глаз, нащупал на тумбочке мобильник, и, сделав над собой героическое усилие, посмотрел на часы – было без пятнадцати минут одиннадцать.

– Черт бы подрал! Суббота, какого хрена проснулся в такую рань?! – выругался он, задав самому себе риторический вопрос, спуская ноги с кровати. Наталья еще спала, подложив под голову сложенные ладошками руки. Герман, раздраженно поморщившись, стал рассматривать свою любовницу. Лицо Марковской во сне было прекрасным и спокойным. Наташа не отличалась кукольной красотой, которую так ценили в компании Германа Соболева. Её лицо напротив, наносило своеобразный вызов классическим канонам женской привлекательности: широкоскулое, с красивыми четко очерченными губами, карими выразительными глазами и изящным носом. Наталья пользовалась успехом у представителей мужского пола, но Герман по большому счёту был ценителем тонких талий и утончённых черт. Он часто ловил себя на мысли, что считает свою любовницу-секретаршу плотной и кряжистой, спрашивая самого себя « почему он до сих пор с ней, когда кругом глаза так и разбегаются от обилия длинноногих и воздушных девушек модельного сложения. Ответ был прост – с Наташей ему было ему удобно. Всегда под рукой, послушная его воле, что может быть комфортабельнее для вечно занятого делового человека?! Статную фигуру Наташа умело скрывала под дорогими тряпками (Соболев был щедрый спонсор), а широкие скулы при правильном макияже не так сильно и портили общую картину, и Герман закрывал глаза на недостатки во внешнем облике своей подруги.

Особо не церемонясь, Герман шумно встал с постели, потянулся, распахнул плотные шторы и, настежь раскрыв окно, как был, абсолютно голый, вздохнул полной грудь свежий морозный воздух. В дверь тихонько постучали. Натянув халат и трусы «Кельвин Кляйн», он крикнул: «Принцесса, заходи!», совершенно не заботясь о том, что любовница еще не проснулась. В дверь просунулась темноволосая голова, а затем вся показалась и вся маленькая Маша, живой и подвижный ребенок, точная копия Германа Соболева.

– Папочка, с добрым утром!!! – закричала она, со всего маху налетая на отца. Соболев, поймав дочь, стал подбрасывать ее высоко в воздух, а та визжала как потерпевшая, радостно блестя большими, чуть раскосыми, глазами. Наталья, сонно тараща глаза, вскочила, и ошалело уставилась на веселую возню любовника и его дочери. Ее покоробило то неуважение, с которым Герман относился к ней, позволяя так же и Маше ни во что не ставить присутствие в его доме Марковской.

– Ната, хватит дрыхнуть! – заявил Соболев проснувшейся подруге, опуская дочь на пол и, хлопнув ее по попе, скомандовал: – Марш чистить зубы, мне с тетей Наташей поговорить надо!!

– Что случилось, милый? – Наталья простёрла к нему руки, усаживаясь по-турецки, но Герман, игнорируя объятия девушки, скрестив руки на груди, холодно отчеканил, словно отдавал распоряжение в кабинете, а не находился в неформальной обстановке, располагающей к спокойствию и неге:

– Мне нужно уладить вчерашнюю проблему! Машку оставляю с тобой! Водила приедет к одиннадцати. Свозишь ее в зоопарк, короче, сориентируешься на месте, пообедаете где-нибудь, я подтянусь к трем, не раньше! – Наташа послушно кивнула, и ее руки безвольно упали вдоль тела.

– Купи ей там что-нибудь, кредитку я тебе оставлю! – приказывал Герман, продолжая держать Наташу пристальным взглядом. В душе у девушки разлилось горькое чувство разочарования: вместо упоительных выходных с любимым боссом, ей предстояло половину дня развлекать его капризную и взбалмошную дочь, наплевав на стойкую антипатию, казавшуюся на ее взгляд, обоюдной. За ночь вчерашний кошмар на дороге постепенно сошел на «нет», превратившись для нее в кадры из очередного триллера, но после слов Германа волна черного страха вновь накрыла Марковскую с головой.

– Милый, – тихо прошептала она фальцетом. Голос ее дрогнул, а на глаза моментально навернулись слезы. – Как ты собираешься решать этот вопрос? Герман, миленький, – она, будто пружина, распрямилась, вскочив с постели и, подлетев к Соболеву, обвила руками его шею.