Повседневная жизнь англичан в эпоху Шекспира

Но в то же время елизаветинцы были не так жестоки к животным, как друг к другу. Джон Харворд, мэр Ковентри, однажды прогуливался по окрестным полям с двумя своими борзыми и повстречал Уильяма Хейли, шедшего со спаниелем. То ли борзые мэра напали на спаниеля Хейли, то ли Хейли испугался, что это неминуемо произойдет, так или иначе, чтобы спасти свою собаку, он поколотил борзых мэра. Мэр, чтобы защитить своих псов, побил Хейли. В результате тот умер от побоев, а Харворда по приказу королевы лишили должности.

Дамы очень любили комнатных собачек — особенно мальтийских спаниелей, — и чем меньше те были, тем лучше. Харрисон не выносил этих «изнеженных щенков», а также тип женщин, которые их обожали. Он очень едко высказывался по поводу моды на таких собак: «Подходящие приятели для игры для манерных дам. Эти собачки прячутся у них на груди, живут в их спальнях и облизывают им губы, пока те возлежат, словно юные Дианы, в своих повозках и каретах». Эти женщины любят своих собак больше, чем детей, заявляет он резко, и хитро используют отговорку, что собака на груди помогает от слабого желудка.

Елизавета, возможно, и не заходила так далеко, как юные Дианы, но у нее также было несколько комнатных собачек^[96]. На эскизе Цуккаро, сделанном в 1575 году (сейчас находится в Британском музее), справа и чуть позади королевы видна маленькая собачка, сидящая на колонне. На портрете Гирертса королева изображена во весь рост с государственным мечом и маленькой лохматой собачонкой у ног. Собачка выглядит так, словно выпала из столь же маленького и пушистого веера, который королева держит в левой руке, но ради справедливости стоит отметить, что она не похожа ни на близкого компаньона, ни на «изнеженного щенка». Сэр Джон Харрингтон тоже был очень привязан к своему псу Банги.

Словом, любовь к собакам составляла в те времена неотъемлемую черту английского характера, так же как и страсть к спортивным играм.

Помимо игры в палки, в сельской местности были и менее жестокие игры и спортивные состязания: жмурки, чехарда, игра в бары, пятнашки. Игра в пятнашки очень напоминала чехарду, только «дом» — кстати или нет — называли «адом». Игра в прятки была популярна среди детей и взрослых. Dun, или Dun-in-the-Mire^[97] на редкость непривлекательная игра. Игроки воображали, что деревянный чурбан (dun

означает «ломовая лошадь») падает в трясину, или если рядом было настоящее болото, что встречалось довольно часто, чурбан помещали в него. Игра заключалась в том, чтобы вытащить его обратно.

Каждый игрок делал попытку и при этом старался помешать остальным. Чурбан постоянно падал кому-нибудь на ногу. Вероятно, победителем становился тот, кому удавалось сохранить хоть один несломанный палец на ноге. Logget были своего рода деревенским вариантом игры в шары и span counter — детской игрой.

Домашние игры не уступали в разнообразии уличным. На новых длинных столах, стоявших в новомодных галереях, играли в shovel board или shovel penny

(настольные игры), в которых тогда уже использовали серебряные фишки. Самой популярной монетой для игры был «Эдвард» — «большой» шиллинг времен Эдуарда VI, — так что shovel board называли Edward board, особенно в сельских гостиницах и постоялых домах. Большой популярностью пользовались шахматы. Для более спокойного времяпрепровождения подходили также шашки, нарды и похожая игра под названием тик-так, или триктрак. Бильярд был менее известен, но в него тоже играли.

В карты и кости — типичное занятие жуликов на ярмарках и в тавернах — играли и дома. Тогда мошенничество не считалось столь тяжелым преступлением, как сейчас, поскольку сэр Хью Платт упоминает об одном своем удачном изобретении — о кольце, украшенном крохотным зеркальцем, с помощью которого можно было видеть карты противника. При этом он утверждает, что кольцо создано для защиты от шулеров, но, судя по всему, такая вещь могла подвигнуть на мошенничество и своего обладателя.

Самыми распространенными карточными играми были: тридцать один, дурак, Primero, Gleek, Pope July

(азартная игра, о которой почти ничего не известно). В Primero, одной из самых любимых игр королевы, карты имели троекратную стоимость, каждому игроку раздавали по четыре карты, и целью было собрать карты одной масти, как флэш в покере; prime — одна карта каждой масти и достоинства — оценивалась, как в пикете. Для игры в Gleek нужны были три игрока. Двойки и тройки из колоды убирали, игрокам раздавали по двенадцать карт, а оставшиеся восемь можно было выкупать. Целью игры было собрать три одинаковых карты, так что Gleek мог быть прототипом игры рамми. Когда королева выигрывала, она настаивала на том, чтобы с ней рассчитывались немедленно (эту привычку некоторые викторианские историки считали очень «некоролевской»).