Черчилль решил захлопнуть свою дверь перед Гамильтоном, Галифаксом и прочими отпрысками семейства Чемберленов, тем более что впереди уже маячит союз с Россией и Америкой. Кроме того, у него есть «Ультра» (о чем Гесс не знает) и он поддерживает отношения, — которые пока складываются непросто, — с «Черной капеллой». Навязчивые предложения Гитлера (в данном случае переданные через Гесса), которые делались еще в довоенный период, его больше не интересуют. Да и дела в Англии теперь идут не так плохо. Надо показать Гитлеру (опять-таки через Гесса) свое презрение. Гесса внезапно объявляют «сумасшедшим», хотя до тех пор он был совершенно здоров. Может быть, ему предложили выступить на Би-би-си или в другом месте, а он высокомерно отказался? Его превратят в безумца или фантазера, не заботясь о том, что это полностью противоречит всему, что известно о нем и о высших берлинских чиновниках вообще. В результате Гитлер станет заложником, вынужденным играть свою роль до конца, — независимо от того, действовал ли Гесс по собственному побуждению (что представляется не очень логичным) или по согласованию с фюрером. Англичане с легкостью убедят журналистов Германии, а потом и всего мира в том, что Гесс страдает от комплекса неудовлетворенности; ему припишут лунатизм, его бросят в тюрьму, где за ним будут постоянно наблюдать психиатры. Он будет отбывать заключение (лишенный возможности какого бы то ни было общения, подобно Железной Маске) в крепости Шпандау, где и закончит свои дни в восьмидесятых годах.
[189]Вместо него официальным наследником Гитлера станет Мартин Борман. [190]«Братья и сестры…»
Гитлер, по логике вещей, после скандала с Гессом должен был бы устремиться на Средний Восток, вступить в смертельную схватку с Британской империей. У него еще было время изменить свои планы. Советовали ли ему его генералы поступить именно так? Они все уже находились на Восточном фронте. В воскресенье, 22 июня 1941 года, в 3.40 утра, немецкая армия, до тех пор непобедимая, вторглась на территорию СССР. Немцы захватили все мосты на границе; сотни советских самолетов были уничтожены прямо на аэродромах; 100 тысяч советских солдат стали пленниками, целые армии попали в окружение. «Мы закончим войну за четырнадцать дней, быстрее, чем в Польше», — говорит теперь Гальдер. Кто-то из русского генерального штаба звонит в приграничные города, уже захваченные врагом, и, слыша немецкую речь, извиняется: «Это ошибка, служащие министерства иностранных дел уверяют нас, что мы связались с Вильгельмштрассе, с Берлином». Очевидно, никто не осмеливается сообщить о случившемся Сталину. Или он уже все знает? Может, он пытается заманить немцев в ловушку? Кто здесь обманщик и кто — обманутый? Ярко освещенный скорый поезд «Москва — Берлин» следует своим обычным курсом, а навстречу ему уже движутся (на Брест-Литовск) немецкие танки. Русская артиллерия молчит; люди безропотно позволяют себя убивать: они думают, что, по мнению Сталина, происходящее сейчас — это всего лишь недоразумение. Наконец какой-то генерал (этот эпизод известен нам со слов американского журналиста) запрашивает Москву: «Немцы нас обстреливают — что делать?» Проходит три часа; советское радио, как обычно, в течение пятнадцати минут «передает утреннюю гимнастику». О вторжении «фашистских войск» сообщат только в 12.24, более чем через девять часов после начала войны! И только 3 июля по радио выступит Сталин. Обратившись к своим соотечественникам со словами «Братья и сестры!», он призовет их объединиться против общего врага. Его призыв услышат. «Молниеносная война», вопреки планам Гитлера, не будет выиграна немцами за 14 дней. Только в конце лета группа армий под командованием фельдмаршала фон Бока — 14 бронетанковых дивизий, восемь механизированных дивизий, 44 пехотные дивизии — подойдет к Смоленску, отстоящему от Москвы на 320 километров.
На севере Ленинград в течение 900 дней будет выдерживать блокаду — пока его не освободит Красная армия. Иногда голодающие жители города будут питаться трупами. Сотрудники СД отреагируют на это известие так: «Мясо русских, должно быть, имеет неплохой вкус».
«Я решил стереть Ленинград с лица земли», — скажет Гитлер. 8 октября, через несколько дней после взятия Орла войсками Гудериана (3 октября), он объявит по радио: «Сегодня я безоговорочно утверждаю, что наш восточный враг побежден и более никогда не поднимется. Мы заняли часть советской территории, по размерам вдвое превосходящую рейх». Однако немецкие генералы, находящиеся на фронте, сомневаются в том, что победа будет одержана до зимы. Если они и совершили колоссальную ошибку, то осознали ее уже через несколько недель.