Читаем Повседневная жизнь, досуг и традиции казацкой элиты Украинского гетманства полностью

Замечательные зарисовки из реалий повседневной жизни казацкой старшины оставил нам Николай Гоголь: «Шумит, гремит конец Киева: есаул Горобець празднует свадьбу своего сына. Наехало много людей к есаулу в гости. В старину любили хорошенько поесть, еще лучше любили попить, а еще лучше любили повеселиться»[630]. А помните: «Между тем распространились везде слухи, что дочь одного из богатейших сотников, которого хутор находился в пятидесяти верстах от Киева, возвратилась в один день с прогулки вся избитая, едва имевшая силы добресть до отцовского дома, находится при смерти и перед смертным часом изъявила желание, чтобы отходную по ней и молитвы в продолжение трех дней после смерти читал один из киевских семинаристов: Хома Брут. Об этом философ узнал от самого ректора, который нарочно призывал его в свою комнату и объявил, чтобы он без всякого отлагательства спешил в дорогу, что именитый сотник прислал за ним нарочно людей и возок». То есть сотник – заметим, не полковник и уж тем более не гетман, мог обратиться к ректору Киево-Могилянской академии, в которой училась вся элита Украинского гетманства.

Украинское общество эпохи гетманства поражает смесью южного темперамента, утонченности барокко и сентиментальности. Закаленные в сражениях мужчины позволяли себе плакать, причем не в фигуральном смысле этого слова. Слезы считались не проявлением слабости, а доказательством искренности чувств. В этом, конечно, заметно влияние барокко и его норм. Слезы на глазах мы видим у сильного и мужественного человека, каким, несомненно, был Б. Хмельницкий. При разговоре с митрополитом Макарием гетман со слезами говорил: «Благодарю Бога, удостоившего меня перед смертью свиданием с твоей святостью»[631]. Гетман «заплакал» и когда слушал, какие трудности испытывал Львов во время осады[632]

.

Не менее часто плакал и другой гетман – Иван Выговский. Дважды Выговский плакал перед Хмельницким, когда тот обращал на него свой гнев[633]. Заплакал Выговский и получив от поляков измененные статьи Гадячского договора: «И сев на кровать, он заплакал»[634]. «Горько плакал» Юрий Хмельницкий, когда увидел изуродованное тело своего зятя Д. Выговского[635]

. «Расчувствоваться и плакать» могли себе позволить и запорожцы при чтении патриотичных посланий от гетманов[636]. Плакал, умоляя отпустить его в монастырь на покаяние, Иван Самойлович, когда старшина свергала его с гетманства. Он плакал, показывал свои больные глаза и умолял отпустить его в монастырь на покаяние[637].

Для справедливости отметим, что прослезиться было принято и в Речи Посполитой. Польские короли, магнаты и шляхты плакали по поводу и без него. Ян Собесский, согласно легенде, плакал на львовском рынке, когда подписывал Вечный мир, по которому Польша отказывалась от Левобережной Украины.

Зато явным отличием от западной или даже польской традиций было нераспространение в Украинском гетманстве поединков[638]. Источники не донесли до нас ни единого свидетельства собственно дуэли среди казацкой элиты. Конечно, не сохранились судебные дела XVII века территорий, входивших в Украинское гетманство (они просто погибли вместе с архивами генеральных канцелярий). Но в документах XVIII в. тоже ничего подобного не встречается, а если поединки на Украине все-таки происходили, они должны были иметь место и позднее.

Если брать времена Киевской Руси, то считается, что традиция поединков была заимствована от норманнов. Упоминания об участниках поединков встречаются в «Русской Правде» и в «Повести временных лет» (поединщик = разбойник). В позднее средневековье и в ранний период Великого княжества Литовского получает распространение понятие судебных поединков (поле или рубеж)[639], но чаще всего они запрещались – даже если русина вызывал на бой «немец», т.е. западный рыцарь. В 1410 г. киевский митрополит Фотий предписывал не допускать к причастию и крестному целованию участника поединка, «подобно псу», а священник, нарушивший это правило, лишался своего сана. Человеку, убившему в поединке, запрещалось 4 года входить в церковь и 18 лет причащаться. Чуть раньше аналогичные шаги были предприняты католической церковью, когда в 1373 г. судебные поединки были запрещены папой Григорием XI[640]

. Но, видимо, увещевания церкви не слишком действовали, и в грамотах князей Великого княжества Литовского того же 1410 года идет речь о решении судебных споров путем поединка[641].

В Речи Посполитой (как в Короне, так и в Великом княжестве Литовском) поединки происходили по поводу и без повода. Попытки ограничить дуэли на время военных походов тоже не слишком помогали, так как вольная шляхта расценивала такой приказ как ограничение своих прав. По решению сейма 1609 г.[642] даже вызов на поединок, сделанный военным, карался смертью. Но, как свидетельствуют источники, это правило, как и многие другие, в Речи Посполитой не работало[643].

Перейти на страницу:

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное