Повседневная жизнь Древней Руси

В Софии Киевской, главном соборном храме Руси, Иларион при вступлении на святой престол произнес речь, которая стала фундаментом национальной исторической концепции. Обращаясь к великому князю Ярославу, новый митрополит прославил его отца, «нашего учителя и наставника, великого князя земли нашей Владимира, внука старого Игоря, сына же славного Святослава, которые во времена своего владычества мужеством и храбростью прослыли в странах многих победами и силою и ныне поминаются и прославляются. Ибо не в худой и неведомой земле владычество ваше, но в Руской, о которой знают и слышат во всех четырех концах земли!» Не греки крестили Русь, заявил новый митрополит, но «славный, рожденный от славных, благородный — от благородных, князь наш Владимир».

«Слово о законе и благодати» митрополита Илариона соединило принятое от Византии христианство и военные подвиги первых русских князей с гордостью за Русскую землю и верой в ее великую миссию. Крестив Русь, Владимир Святой и продолжатель его дела, просветитель Ярослав Мудрый открыли новую страницу мировой истории, на которой русские являются избранным Богом народом[12]

.

После смерти Ярослава в 1054 году Иларион сходит с политической авансцены — уже на следующий год в Начальной летописи упоминается новый митрополит Ефрем: грек, поставленный в Константинополе, как было прежде и как будет на Руси еще долго. А вскоре в Киево-Печерском патерике — сборнике рассказов о святых отцах первого на Руси монастыря, упоминается «черноризец Ларион», который был «книгам хитр писати» и работал над ними в келье основателя монастыря Феодосия «по вся дни и нощи».

Действительно ли митрополит Иларион окончил свои дни простым черноризцем в Киево-Печерском монастыре, мы не знаем. Историк и летописевед М. Д. Приселков предположил, что именно Иларион принял в монастыре схиму под именем Никона, которого позже монах и автор житий Нестор назовет Великим. В Житии Феодосия Печерского Нестор расскажет, как Никон (в прямой аналогии с «черноризцем Ларионом») все время оставался в келье и писал книги, а Феодосий, сидя рядом, прял нити, необходимые для их переплета.

Однако образ смиренного книжника Никона, который, как установил А. А. Шахматов, создал Начальную летопись в Киево-Печерском монастыре к 1073 году, при сравнении источников получается не столь уж мирным. Он довольно часто оказывался в центре политических страстей. В 1060 и 1061 годах Никон вопреки воле великого князя Изяслава постриг в монахи двух его приближенных. От гнева Изяслава книжник вынужден был бежать из Киева в Тмутаракань, где основал новый монастырь. В 1068 году он смог вернуться в родную обитель, где поучал братию не словесно, как игумен Феодосий, но «от книг читая». Однако в Киеве наступила усобица, Изяслав был изгнан князьями Всеволодом и Святославом — и не такой уж тихий книжник Никон вновь оказался в далекой Тмутаракани. Вернулся он оттуда в 1077 году и на следующий год возглавил Печерский монастырь, где и умер в почете и уважении братии и властей столицы.

Никон Великий

Начальная летопись (если совсем точно — летописный свод) Никона была сочинением острополитическим, причем события в Киеве описаны в ней с позиции очевидца в годы, когда автор был в столице. А в годы изгнания он писал как очевидец о случившемся в Тмутаракани. Уже приступая к рассказу «о начале Русской земли и о князьях, как и откуда были», Никон просит тех, кто внимает его летописи, извлечь из рассказанной истории правильные уроки, беречь единство Русской земли и отказаться от пагубных раздоров, не ссориться, а вместе защищать Русь от внешних врагов.

«Молю вас, стадо Христово, — призывал Никон, — с любовью преклоните уши ваши разумно: каковы были древние князья и мужи их, и как собирали Рускую землю и иные страны покоряли себе. Те ведь князья не собирали много имения, ни творимых вир, ни продаж (надуманных штрафов. — А.Б.) не возлагали на людей, но если была правая вира, ту брали, давая дружине на оружие. А дружина их кормилась, воюя иные страны, и сражаясь, и говоря: "Братья, потрудимся за своего князя и за Рускую землю!"… Они не возлагали на своих жен золотых обручей, — продолжает обличать современные ему нравы летописец, — но ходили их жены в серебряных; и расплодили Рускую землю».

Не то нынче, гневно писал Никон во вступлении к своему труду, когда «за ненасытность нашу навел Бог на нас поганых, уж и скот наш, и села наши и имения у них, а мы своих злых дел не оставим! Ведь пишется: "Богатство, неправедно собираемое, развеется!" И еще: "собирает, а неведомо кому собирает это"… Братья мои возлюбленные, — призывал Никон слушателей летописи, — отречемся от ненасытности своей!»[13]