Повседневная жизнь французов при Наполеоне

Фуше, по мнению Наполеона, в целом плохо следил за прессой: «Сен-Клу, 24 марта 1808. Небрежность, которую вы вносите в дело надзора за газетами, в эту столь важную часть ваших обязанностей, заставляет меня закрыть “Le Publiciste”. Это сделает [многих] несчастными, и вы будете тому причиной. Если вы назначили редактора, то вы и должны его направлять. Вы пошлете копию моего декрета другим газетам и скажете им, что я закрыл этот орган за то, что он обнаруживал английские чувства… Вы дадите новые инструкции “Journal de l'Empire” и “Gazette de France” и вы уведомите их, что если они не хотят быть закрытыми, то они должны избегать всего, что противно славе французской армии и клонится к оклеветанию Франции и восхвалению иностранцев».

Редактора немедленно уволили, полиция назначила другого, но газета уцелела.

«Ляпы» допускал и генерал Савари, преемник Фуше на посту министра полиции с 1810 года. Он позволил напечатать статью, содержавшую намеки на Чернышева, посланника императора Александра.

Анонимный автор статьи в «Journal de l'Empire» приводил пикантные выдержки из «Персидских писем» Монтескье[251] и далее, казалось бы, говорил исключительно эзоповым[252] языком: «У князя Потемкина, дававшего… в свое время пищу воображению охотников до новостей, был среди его офицеров майор по фамилии Бауер — один из тех людей XVIII столетия, которые доставляли особенно много хлопот немецким газетчикам и русским ямщикам. Он то и дело появлялся на самых различных дорогах, носясь от устья Дуная к устью Невы, от Парижа до границ Туркестана. Заседающие в кафе политиканы — свидетели всех этих поездок — воображали уже, что дело идет о возрождении Древней Греции, о восстановлении Таврического царства, о завоевании Константинополя и даже о тех великих переселениях народов с Севера, которые некогда покрыли развалинами запад и юг Европы».

А на самом деле? В Париже князь выбирал танцовщика, затем мчался в Албанию за паюсной икрой, в Астрахань за арбузами, за виноградом в Крым.

«Этот офицер, проводивший всю жизнь на больших дорогах, боялся, что когда-нибудь сломит себе шею, и просил сочинить для него надгробную надпись. Один из его друзей сочинил нижеследующую, которая могла бы пригодиться и некоторым из его преемников: “Под камнем сим лежит Бауер. Тони, ямщик!“»

Статья, разумеется, заказная. Савари, в свое время посланный на дипломатическую разведку в Петербург[253] и плохо там принятый, считал, что не мешает иногда и «врезать» таким, как Чернышев, — тот в самом деле вел себя в Париже довольно дерзко, шпионил и т. п.

Но министр явно перегнул палку, намекая на двусмысленную роль Чернышева и сравнивая того с гонцом — с виду важным, а на деле пустым. Получалось, что Савари, герцог Ровиго, вредил «миролюбивой политике» императора.

— Вы хотите заставить меня вести войну? — выговаривал Наполеон своему министру. — Но ведь вы знаете, что я не хочу войны, что у меня ничего не готово для этого.

Случай весьма примечательный! И тем шумом, что наделала публикация, и талантливым литературным исполнением статьи.

А ведь последнее стало редкостью. Имперские газеты невозможно читать. Они настолько пусты, что полиция вынуждена изобретать турниры между любителями французской и любителями итальянской музыки. Альманахи печатают анекдоты, тексты песен, патриотические рассказы.

Книжные лавки также были под постоянным пристальным надзором полиции. Книжная торговля, типографское дело при Наполеоне были крайне рискованными предприятиями, а то и просто опасными. Французы давно «не лезут в политику», печатать почти нечего, типографщик и книгопродавец «дышат на ладан».

Академик Тарле[254]

в своей статье о состоянии печати при Наполеоне приводит многочисленные донесения полиции на этот счет. «Хотя зима приближается, книгопродавцы не продают больше, — констатирует полиция 28 октября 1811 года, — зимний сезон, который возвращает писателей в столицу… не внес никакого изменения в состояние типографских работ».

По декрету от 5 февраля 1810 года число типографий в Париже не должно было превышать 60, число типографий в департаментах также фиксировалось. Владельцы закрываемых типографий должны были получать вознаграждение из средств продолжавших работу типографий.

Владельцы типографий, которых выбирало правительство, и простые книгопродавцы обязаны (отдельными статьями декрета — девятой и тридцать третьей) представить доказательства: 1) доброй жизни и нравов и 2) «привязанности к отечеству и государю».

Главным директором печати был назначен Порталис-младший. Ему помогали девять «императорских цензоров».

Чем торговали в 1811–1812 годах? Полиция докладывала своему начальству: «На бульварах выставляют “Pucelle” с картинками, старое издание. Предлагают анекдоты, истории о красивых женщинах, списки красивых женщин»… Порнография идет хорошо. Полиция отмечает, что книгопродавцы «стараются удаляться от политики и не осмеливаются держать политических книг».