Повседневная жизнь Французского Иностранного легиона: «Ко мне, Легион!»

 — В келье или на воздусях?

 — На воздусях!

 — С угощеньем, да с братией, да на воздусях — это, брат, вовсе не грех, а настоящее благолепие!»

«Болеет он…» — говорят в России о хорошем человеке. «Болеет» — значит, пьет. Во Франции сразу в разговоре ставят диагноз-приговор: «Он — алкоголик». А вот в легионе к этому вопросу подходит опять же по-своему, помягче. Почти как в России.

Война, вино и женщины сопровождали легионеров всю жизнь. И все же, если выбирать между женщиной и стаканом красного вина, легионер отдавал предпочтение вину. В эпоху колониальных завоеваний пьянство в легионе стало нормой жизни. Причиной было однообразие будней и полное отсутствие перспектив: если не погибнешь в бою, то тебя ждет одиночество и бедность в старости. Сегодня, когда во всем «цивилизованном сообществе» появилась мода на «качество жизни», в среде легионеров систематически пить не принято, даже оказавшись в командировке в африканском захолустье. А тогда пили по той же причине, что продолжают пить у нас сегодня: из-за отсутствия смысла жить долго. Однажды, хозяин маленького винокуренного заводика в Вене, который он получил по наследству от отца, а тот — от своего, и так до прапрадедушки, родившегося еще в начале правления Франца Иосифа, угощал меня своей продукцией. Протянув хрустальную рюмку с прозрачным «обстелем», вдруг философски заметил: «Знаете, я вот думаю, у нас пьют от хорошей жизни, то есть с радости, а у вас — от плохой, с тоски. И ничего не меняется веками». Примерно тем же мотивировали свое пристрастие к бутылке и легионеры: главное, чтобы был повод! А нет — найдем.

У русских существует устойчивое представление о французах, как о самой галантной нации в Европе. Это заблуждение не смог развеять даже успешный поход на Париж в 1814 году. Оно четко совпадает с немецким взглядом на французскую нацию, высказанным в XIX веке писательницей Иоганной Шопенгауэр: «Нет нации трезвее французской. В Германии простолюдин нуждается, по меньшей мере, в пиве, табаке и кегельбане, чтобы ощущать праздник. Во Франции — ничего подобного. Прогуливаться среди толпы в праздничной одежде с женой и детьми или с милой подругой, раскланиваться с знакомыми, быть изысканно-вежливым с женщинами (ибо здесь женщина — всё), преподносить цветы той, кого предпочитает сердце, и получать в награду благосклонный взгляд, вот все, что нужно французу, чтобы быть счастливым, как бог».

Это описание можно отнести лишь к аристократии и буржуа, а вот народ Франции начал пить в XIX веке уже крепко и мрачно. Как в городах, так и в деревнях.

Сегодня во Франции вся «алкогольная слава» принадлежит лишь бретонцам.

Пьянство во Франции имеет глубокие корни. До наступления «века просвещения» вино не было ежедневным напитком простолюдинов: обходились без него. Вино, начиная с рыцарских времен, когда к столу герцогов Бургундских подавали даже не грубые французские вина, а более тонкие итальянские, оставалось уделом аристократии.

До конца XVIII века, то есть до начала революционных перемен в стране, в народе употребляли все больше естественно перебродившие напитки: для того чтобы напиться сидром, выпить его нужно немало. Вместе с революцией во французскую жизнь пришло производство спиртных напитков в товарных количествах, а с ними и закусочные, где можно было быстро пропустить стаканчик или провести весь вечер. Постепенно в кафе и «брассери» (закусочные) переместилась вся социальная жизнь. Употребление вина стало привычкой и признаком хорошего тона. По количеству потребляемого алкоголя к концу XIX века Франция выдвинулась на первое место в Европе. Алкоголизм стал не частным делом монмартровской богемы, а коллективным недугом нации. И важно другое: качество напитков было низким. Дважды случилась массовая гибель виноградников, в результате вина стали производить не натуральные, а с добавлением немецкого спирта из картофеля.

Подобная «винная» часть французской культуры вполне устраивала легионеров-иностранцев: жизнь этих немолодых и одиноких мужчин наполнялась все большим смыслом, по мере того как пустела очередная бутылка. Разумеется, легионеры, так же как крестьяне и рабочие, пили дешевое красное вино и абсент. Гюстав Флобер в «Лексиконе прописных истин» замечает об абсенте: «…он убил больше солдат, чем бедуины. От него погибнет французская армия».

Возникшая во время завоевания Алжира мода на абсент в Париже во многом обязана офицерам колониальных войск, в том числе и легионерам. До этого никому и в голову бы не пришло потягивать эту зеленоватую микстуру в фешенебельных кафе на больших бульваpax. Солдатский напиток потребляли строго в «зеленый час» («l’heure verte»): с пяти до семи в качестве аперитива, улучшающего аппетит.

Запах абсента смешивался с запахами цветущих каштанов в дразнящем воображение воздухе Больших бульваров. Стодвадцатиградусный напиток — в три раза крепче водки — постепенно превратился в такой же необходимый аксессуар всякого мопассановского «милого друга», как подвязка кокотки или зонтик светской дамы. А позже стал символом «belle epoque» — конца века.