Повседневная жизнь Калифорнии во времена «Золотой Лихорадки»

Прибытие почтового парохода повергало город в еще большее возбуждение, чем его отплытие. Новости из дома, возможность почитать «свои» газеты хотя бы с опозданием на несколько месяцев были для этих изолированных от мира людей ни с чем не сравнимым удовольствием. И нет ничего удивительного в том, что самым многолюдным местом в Сан-Франциско была именно почта.

Это было небольшое строение с широкой крышей, покрытой дранкой, поддерживаемой четырьмя колоннами с фасада. Сюда сходились все письма: золотоискатель с прииска, калифорниец, живущий на своем ранчо, или коммерсант с Коммершл-стрит, все получали свою почту именно здесь. Почтовое отделение почту адресатам не доставляло. За исключением нескольких обеспеченных жителей Сан-Франциско, плативших за абонентский ящик внутри отделения 1,30 доллара в месяц в 1849 году и 6 долларов в 1852 году, всем остальным приходилось стоять в очереди, чтобы получить свои письма.

В первое время для выдачи корреспонденции было всего два узких окна в фасадной стене здания. Одно, как ни странно, было резервировано «для военных моряков, солдат, французов, испанцев, китайцев, духовенства и для дам» ⁽²⁰⁾. В 1849 году почта приходила один раз в месяц, на ее сортировку и распределение у почтовых служащих уходили долгие часы. Очереди растягивались на несколько кварталов, доходя до вершины холма и теряясь в зарослях кустарника.

Бейар Тейлор, решивший «изучить проблему сортировки и распределения корреспонденции», рассказывает о своем опыте: «Однажды вечером в почтовое отделение прибыли семь мешков с почтой. Служащие быстро перекрыли все входы, и оставшаяся снаружи толпа устроила настоящую осаду. Содержимое мешков вывалили на пол, и десять пар рук принялись за работу. Почтовики сортировали письма всю ночь и весь следующий день. Толпа, которую разогнала было ночная прохлада, вернулась и, несмотря на предупреждение, что отделение не откроет окон выдачи, расходиться отказалась. Шли часы, и нетерпение людей нарастало. Они стучали в двери и в окна, угрожали, умоляли. Некоторые даже собирались подкупить почтмейстера, но тот оказался неподкупным.

Во второй половине дня почта пользователей абонентских ящиков была разложена. Служащий предложил им организовать очередь и только после того, как они с этим разобрались, открыл дверь. Тут же возникла "ужасающая" толчея. Стекла ящиков выдавили, а деревянная перегородка вот-вот была готова рухнуть» ⁽²¹⁾.

Почтовые служащие, а вместе с ними и Бейар Тейлор, трудились всю ночь и все утро следующего дня.

Окна выдачи были открыты в полдень. Но многие решили провести ночь перед почтовым отделением, чтобы быть первыми. И на этом предприимчивые дельцы норовили погреть руки — перепродажа леса около окна выдачи стоила до 20 долларов. Во время долгого и томительного продвижения к окошку разносчики продавали конфеты, попкорн, пирожки, газеты, кофе и фрукты.

«Грустно, но интересно было наблюдать за лицами людей у окошка», — пишет Тейлор. Он видел, как одни, прочитав, разрывали письма в клочья, другие плакали от счастья, от горя или от разочарования. Третьи покрывали письма поцелуями, иные раскатисто смеялись… ⁽²²⁾

Незабываемые минуты.

Почтовая служба понемногу налаживалась. В 1852 году окошки открывались с октября по апрель с 8 до 17 часов ежедневно, и даже в воскресенье, если почта прибывала в этот день. Ежедневно почту отправляли в Сан-Хосе, Санта-Клару, Беницию, Сакраменто, Мэрис-вилл, Стоктон, по вторникам в Монтерей и Сан-Хуан, по средам в Санта-Крус, по пятницам в Антиох, дважды в месяц в Санта-Барбару, Сан-Луис Обиспо, Лос-Анджелес и Сан-Диего. Для удовлетворения претензий французов к почтовикам был даже нанят один служащий-француз.

Письма в Европу оплачивались при отправлении и при прибытии. «Стоимость пересылки писем высока», — говорил Сент-Аман. Но добавлял, что «письма идут хорошо, когда они оплачены и если почтовое судно не попадает в кораблекрушение» ⁽²³⁾. Пересылка письма в США стоила 40 центов, в пределах Калифорнии 12,5 цента.

Внимание жителей привлекало и другое здание — таможня. Его перевели с Портсмутской площади в дом на углу Монтгомери-стрит и Калифорниа-стрит. По-видимому, налоги тяжелым грузом ложились на иностранные товары, и Альбер Бенар прямо говорит, что «таможня в Сан-Франциско — это настоящий лес Бонди, в котором к вашему горлу ежеминутно приставляют пистолет, чтобы вас обобрать» ⁽²⁴⁾. Эти слова в какой-то мере подтверждает и Эдуард Ожер: «Доходы таможни Сан-Франциско неисчислимы. Не считая ставок от двадцати до восьмидесяти процентов за иностранные товары, они увеличивают свои доходы за счет штрафов, требуемых при обнаружении малейших признаков обмана, за пустяковые нарушения правил, за плохую редакцию даже честной декларации».