Повседневная жизнь Москвы на рубеже XIX—XX веков

Пока одни воровали, другие ломали головы над мировыми проблемами и научными идеями. Учёные мечтали о телевидении, стремились в небо и даже выше. Здесь, правда, в мозгах некоторых из них возникала путаница, поскольку всё внеземное для многих из них, в силу привычки, было областью обитания Бога. Один такой учёный по фамилии Зелёный в своей лекции, прочитанной в 1884 году, сообщил о том, что на Луне нет атмосферы и нет жизни, зато каждая планета — это мир, подобно нашей Земле, наполненный разумными существами. «Благость и мудрость Провидения, — говорил он, упиваясь собственной фантазией, — равно создали их способными как постигать дивную красоту небес, так и славить величие и могущество Бога!» На вопрос из зала о возможности столкновения Земли с кометой учёный ответил, что Бог этого не допустит, однако добавил: «Ежели Творцу Вселенной угодно будет уничтожить существование рода человеческого, то неужели Он сделал бы комету орудием своей воли? Ему достаточно одного слова, чтобы разрушить своё творение, того всемогущего слова, которое некогда вызвало из хаоса весь видимый нами прекрасный, открытый и величественный мир». Представляю, как вдохновил лектор аудиторию своим сообщением о том, что все планеты обитаемы! Особенно много говорили тогда об обитаемости планеты Марс. В начале XX века некоторые из учёных полагали, что на полюсах его зимой скапливается лёд, который летом тает, и вода по каналам перетекает на другой полюс, где зима, и там замерзает. Каналы, как полагали учёные, вырыли люди. Зачем? На этот вопрос отвечали так со временем, вследствие размывания горных цепей и отложения пород в бассейнах рек озёр и океанов, поверхность Марса стала гладкою. Гладкость поверхности угрожала цивилизации и культуре, ибо не стало горных хребтов, которые могли бы направить потоки воды от тающего на полюсах льда по руслам рек и ложбинам, и они могли затопить города и посёлки, а поэтому марсианам ничего не оставалось, как прорыть каналы. Существованию на Марсе мыслящих существ, подобных земным, по мнению ряда учёных, способствовал климат. «Предполагать, что на Марсе не существует подобных нашим метеорологических условий, — писал один из них, — мы не имеем никакого права». Кто лишил нас такого права, учёный не объяснил.

В стране открывалось всё больше школ, гимназий, училищ и университетов. Такие учёные, как вышеупомянутый Зелёный, совмещали, и не без успеха, науку с религией, другие — нет. В конце XIX века в Москве завлекать слушателей к себе стали интеллигенты. На квартирах и в библиотеках они выступали с лекциями. Нередко лекции эти сопровождались демонстрацией, как тогда говорили, «туманных картин» с помощью «волшебного фонаря». Церковь тоже решила не отставать от науки и позволила некоторым священникам вести внебогослужебные религиозно-нравственные собеседования с показом «туманных картин» в училищах и школах.

Наступило время, когда наука стала проникать во владения Церкви, а Церковь пользоваться достижениями науки. В Божьи храмы пришло электричество. В 1912 году в церкви Василия Кесарийского на 1-й Тверской-Ямской улице вместо восковых свечей в люстрах были установлены электрические. Более того, человек поднялся в небо. Что ни день — авиаторы устанавливали новые рекорды то на дальность полёта, то на его высоту, то на скорость. В 1913 году Б. А. Наугольников на самолёте «Фарман» (MF-7) и А. М. Габер-Влынский на «Ньюпорте» совершили перелёт по маршруту Москва — Подольск — Серпухов — Москва. Перелёт этот закончился благополучно, правда, мотор самолёта Наугольникова у самой Москвы заглох, однако авиатору удалось удачно спланировать и не разбиться. Его аэроплан опустился на деревья у Ваганьковского кладбища, и, как писала одна из газет, лётчик сошёл на землю, а его «Фарман» без малейшего повреждения повис, как подстреленная птица, на ветвях деревьев.

А в Божьи храмы пришло электричество. В 1912 году в церкви Василия Кесарийского на Тверской [80]после долгих хлопот удалось, наконец, вместо восковых свечей установить электрические. Препятствовали такой замене не учёные, а конкуренты — хозяева епархиального свечного заводика. С переходом этого большого храма на электрическое освещение они теряли немалую часть дохода.