Повседневная жизнь Москвы. Очерки городского быта начала XX века

Игроки были нужны клубам, как воздух. Кроме поступавшей от них входной платы, клубные кассы в значительной мере пополнялись за счет немалых штрафов, которые платили картежники за продолжение игры после официального закрытия клуба.

Посетители Литературно-художественного кружка, как это было принято в большинстве клубов, делились на действительных членов, кандидатов и членов-соревнователей. Все они имели право привести в клуб кого-то со стороны, внеся соответствующее имя в гостевую книгу. По воспоминаниям Н. П. Розанова, ему не раз приходилось по просьбам знакомых записывать людей, ему совершенно неизвестных. Как оказалось на деле, среди таких гостей частенько оказывались так называемые «арапы»: они, «забыв» расплатиться за игорным столом или в буфете, бесследно исчезали. В результате долг записывали за членом клуба, имевшим несчастье поручиться за гостя.

По поводу наглости «арапов» прошелся как-то в одной из газетных заметок В. А. Гиляровский:

«Место действия – храм искусства, название коему „Литературно-художественный кружок“. Главным жрецом при храме состоит Валерий Брюсов. Народ – дантисты и фармацевты. Идет священнодействие.

Круглые столы. Ездит кругом, останавливаясь у каждого банкомета, ящик с 12 колодами. Кругом публика «понтирует» стоя. Груды денег переходят из рук в руки.

– Продается банк за 400 рублей.

– Покупаю! – и бритый брюнет покупает. Ему покрывают сполна. Он дает карту и проигрывает.

Вынимает бумажник... Чековую книжку...

– Потрудитесь заплатить за меня – я вам дам чек... – обращается к соседу, ставившему половину. – Вам все равно чек? Завтра в банке получите...

– Пожалуйста!..

Расплачивается... Берет чек.

И на другой день заявляет старшинам литературно-художественного клуба, что чек был «холостой»: в банке сказали, что текущий счет... был, да весь вышел!

Совет кружка запретил вход артисту. Чековый автограф остался на память владельцу».

Судя по тону публикации, с большой долей вероятности можно предположить, что жертвой обмана стал сам «дядя Гиляй». О нем Н. П. Розанов упоминает, как о постоянном игроке в «железку». Видимо, обида на правление, не защитившее в полной мере его денежные интересы, заставила «короля репортеров» продернуть в печати порядки, царившие в «Литературно-художественном кружке».

Впрочем, ухудшение нравственной атмосферы «в самом интеллигентном клубе Москвы» отмечали и другие журналисты. Так, М. Любимов с искренним негодованием писал: «В игровых комнатах кружка теснится теперь такой народ, что только диву даешься, как мог он проникнуть в клуб, вход в который обставлен довольно строгими формальностями.

Большинство аборигенов закрытых игорных притонов прочно обосновалось в кружке. Среди играющих дам много таких, которых выдает «беспокойная ласковость взгляда». Как ни странно, но дамы эти записываются некоторыми членами в книгу «дам моего семейства»».

Что же касается карточной игры, то она процветала во всех клубах. Законы Российской империи по этому поводу гласили: «Клубы предназначены для препровождения свободного времени и с удобством, приятностью и пользой; с этой целью уставами сих учреждений разрешаются в них для развлечения членов и гостей разные игры, и, между прочим, игра в карты».

Как и полагалось в бюрократическом государстве, разрешение на карточную игру было обусловлено рядом строгих ограничений. Прежде всего, монопольное право на изготовление и продажу игральных карт принадлежало ведомству Императрицы Марии – государственному органу, занимавшемуся благотворительностью. По сути, порок был поставлен на службу добродетели: деньги, вырученные от продажи карт, шли на содержание детских приютов.

Чтобы денежный поток не иссякал и не уходил на сторону, царским указом от 1868 года на территории России была запрещена продажа «карт иностранных, сделанных на тайной фабрике, имеющей поддельные штемпели, с разорванными бандеролями и наклейками», а также «продажа игранных карт членам клубов без наклейки специальной марки». Последнее означало, что колоду, побывавшую в игре, можно было опять пустить в дело. Надо было лишь запечатать ее обертку маркой стоимостью в 30 коп., купленной в магазине Опекунского совета. Поскольку Опекунские советы действовали в каждой губернии, в клубах запрещалось пускать в игру карты со штампами из других регионов.

Любое лицо, частное или должностное, сообщившее о нарушениях «карточного» законодательства, получало премию – 15 руб. за каждую выявленную дюжину нелегальных колод. В свою очередь, владельцы клубов поощрялись тем, что, представив в магазин игранные колоды, получали 10%-ную скидку при покупке такого же числа новых.

Приказами обер-полицмейстера в 80—90 годы XIX века для московских клубов были установлены запреты на азартные игры: «макао», «баккара», «стрекоза», «ухра», «железная дорога», «коробочка» («двадцатка»). В начале XX века эти приказы сохраняли силу, поэтому руководство клубов могло лишь надеяться, что полиция будет смотреть сквозь пальцы на то, что в клубе процветает объявленная вне закона «железка».