Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху, 1920-1930 годы

В тиши разрухи и грохоте первых пятилеток молодых занимал и половой вопрос. Революция изменила взгляд на женщину и на ее права. Фантазии освобожденного разума доводили революционеров в области половых отношений до крайностей: от уважения к женщине как к боевому товарищу до общего пользования ею. Сватовство, согласие родителей на брак, различия в вероисповедании и национальности между женихом и невестой объявлялись низложенными. Аборт перестал быть «страшной тайной» и «грехом». Разрешение на него можно было получить в любом райздраве (район ном отделе здравоохранения исполкома). Уже в начале двадцатых при Мосздраве была организована специальная комиссия по изучению противозачаточных средств. На женщин, получающих их, имелись специальные регистрационные карточки. Но то ли женщины не хотели, чтобы их учитывали, то ли средства были не очень надежными, деторождаемость в СССР по-прежнему регулировалась способами, выдуманными еще до исторического материализма.

Аборты в Москве в конце двадцатых — начале тридцатых годов стоили от 25 до 350 рублей. Делали их как врачи в домашних условиях, так и бабки-повитухи.

В Марьиной Роще, например, в двадцатые годы жила такая повитуха по прозвищу «Бутыриха». Было ей тогда за семьдесят. Имела она девятнадцать детей, лечила от разных болезней. Могла и кости вправлять, и роды принимать, и аборты делать. Крепкая была старуха. В 1924 году за аборты ее осудили и дали год лишения свободы, но говорили, что, выйдя на свободу, она дела своего не бросила, да и трудно было бросить — клиенты одолевали.

Увлечение свободой становилось опасным. Отменять семью и нравственные устои человеческого общества основоположники научного коммунизма не собирались. Они хотели лишь упразднить угнетение женщины и старую, буржуазную семью, основанную на материальном расчете. Но, как всегда, все хорошие идеи, овладевшие нашими массами, превращаются в нечто противоположное. Может быть, это происходит потому, что к новым идеям у нас особенно чутки двоечники, ведь им более, чем хорошим ученикам, свойственно надеяться на лучшее и легче расставаться с настоящим, которое постоянно напоминает им о их лени, недобросовестности и никчемности.

Кто-то с этим может и не согласиться — суть не в этом, а в том, что нормальные люди в нашей стране наконец поняли, что с безобразиями надо кончать.

Борясь за здоровый быт и семью против пережитков прошлого и темноты, гинекологи и идеологи писали статьи и книги. В 1927 году появились, например, такие книги: «О любви» Смидовича, «Половой вопрос» Ярославского, другой «Половой вопрос» Залкиндта, «Биологическая трагедия женщины» Немиловой, «Половые извращения» Василевского и др. В них говорилось не только о необходимости повышения половой культуры и соблюдении гигиены, но и о необходимости привлечения молодежи к занятиям физкультурой и спортом. Некоторые авторы даже цитировали Фридриха Ницше, считавшего лучшим средством от навязчивой сексуальности колку дров.

Доктор Гельман в 1923 году сравнил состояние полового влечения москвичей в эпоху революции и после нее и пришел к выводу о том, что революция ослабила его на треть. Причину такого явления он увидел в том, что революция использовала энергию, выработанную половыми железами человека, на дело освобождения трудящихся.

Чтобы быстрее донести до широких масс свои мысли и советы, ученые стали читать лекции и проводить в молодежных аудиториях диспуты о любви и дружбе. На диспутах можно было услышать очень революционные, с точки зрения семейного права, слова, например такие: «Нечего регистрировать брак как торговую сделку на бирже. Брак — пережиток старого быта. Долой росписи и печати! Долой алименты! Долой идиотизм семейной жизни! Регистрация брака унижает человеческое достоинство. Брак — союз добровольный и в регистрации не нуждается!»

Когда такого оратора кто-нибудь из присутствующих спрашивал: «А кто после развода детей содержать будет?» — тот, не задумываясь, отвечал: «Родители сами договорятся, как им обеспечивать своих детей».

Одна из самых передовых женщин своего времени, Александра Михайловна Коллонтай, которая также выступала против регистрации брака, отвечала на этот вопрос по-другому. Она считала, что алименты не только унижают женщин, но толкают мужчин в объятия проституток. «К тому же, — спрашивала Александра Михайловна, — какие алименты может выплатить фабричный рабочий, студент или безработный со своего скудного жалованья, стипендии и пособия?» Вместо алиментов она предлагала ввести всеобщее обложение, нечто вроде небольшого налога на все трудоспособное население, из которого создать фонд материнства и младенчества. «Чем получать поддержку от бросившего мужчины, — говорила она, — лучше получать поддержку от общества».