Повседневная жизнь Пушкиногорья

Екатерина Ивановна Осипова (фон Фок), бывшая в 1837 году подростком, оставила свои воспоминания об этом событии, которые немного расходятся с отчетом Тургенева. Отметим сразу, что Тургенев описывал свежие, только что пережитые впечатления, а Екатерина Ивановна делилась своими воспоминаниями в 1898 году, но все же это взгляд со стороны тригорских соседей Пушкина, людей, ему близких и дорогих, которыми он был любим. Вот эти воспоминания: «Когда произошла эта несчастная дуэль, я, с матушкой и сестрой Машей, была в Тригорском, а старшая сестра, Анна, в Петербурге. О дуэли мы уже слышали, но ничего путем не знали, даже, кажется, не знали и о смерти. В ту зиму морозы стояли страшные. Такой же мороз был и 5 февраля 1837 года. Матушке нездоровилось, и после обеда, часу в третьем, она прилегла отдохнуть. Вдруг видим в окно: едет к нам возок с какими-то двумя людьми, за ним длинные сани с ящиком. Мы разбудили матушку и вышли навстречу гостям: видим, старый наш знакомый, Александр Иванович Тургенев. Он рассказал матушке, что приехали они (он и полицейский офицер) с телом Пушкина, но, не зная хорошенько дороги в монастырь и перезябши вместе с везшим гроб ямщиком, приехали к нам. Какой ведь странный случай! Точно Александр Сергеевич не мог лечь в могилу без того, чтобы не проститься с Тригорским и с нами. Матушка оставила гостей ночевать, а тело распорядилась везти теперь же в Святые Горы вместе с мужиками из Тригорского и Михайловского, которых отрядили копать могилу. Но ее копать не пришлось: земля вся промерзла — ломом пробили лед, чтобы дать место ящику с гробом, который потом и закидали снегом. Наутро, чем свет, поехали наши гости хоронить Пушкина, а с ними и мы обе — сестра Маша и я, чтобы, как говорила матушка, присутствовал при погребении хоть кто-нибудь из близких. Рано утром внесли ящик в церковь, и после заупокойной обедни всем монастырским клиром с настоятелем, архимандритом, столетним стариком Геннадием во главе, похоронили Александра Сергеевича в присутствии Тургенева и нас, двух барышень. Уже весной, когда стало таять, распорядился отец Геннадий вынуть ящик и закопать в землю уже окончательно. Склеп и все прочее устраивала моя мать, столь любившая Пушкина…»^[372]

Весной 1837 года по распоряжению П. А. Осиповой гроб с телом Пушкина был перезахоронен более капитально. Первое время на могиле поэта стоял простой черный деревянный крест с лаконической надписью: Пушкин. В 1848 году здесь же был похоронен отец Пушкина — Сергей Львович.

«…Средь отеческих могил»

Первыми известными посетителями могилы Пушкина были его друзья — издатель «Онегина» П. А. Плетнев и князь П. А. Вяземский. Плетнев побывал на могиле вскоре после похорон и оставил ее описание: «За церковью, перед алтарем, представляется площадка — шагов в двадцать пять по одному направлению и около десяти по другому. Она похожа на крутой обрыв. Вокруг этого места растут старые липы и другие деревья, закрывая собою вид на окрестности. Перед жертвенником есть небольшая насыпь земли, возвышающаяся над уровнем с четверть аршина. Она укладена дерном. Посредине водружен черный крест, на котором из белых букв складывается имя: Пушкин»^[373]

. Сохранился также рисунок П. А. Осиповой, она запечатлела вид могилы Пушкина в 1837 году. Тогда же по поручению псковского губернатора могилу зарисовал землемер И. С. Иванов, поэтому получить представление о том, как выглядела могила до установки памятника, нам нетрудно.

Через две недели после гибели Пушкина бывший издатель журнала «Московский телеграф» Н. Полевой обратился к публике с призывом собрать средства на памятник Пушкину: «Пусть каждый из нас, кто ценил гений Пушкина, будет участником в сооружении ему надгробного памятника. Наши художники вспыхнут вдохновением, когда мы потребуем от них труда, достойного памяти поэта»^[374]. Однако этот проект остался неосуществленным. Памятник был поставлен на средства, отпущенные опекой, через четыре года после смерти поэта его вдовой. Изготовил памятник из лучшего итальянского мрамора петербургский мастер А. М. Пермагоров, но автор проекта до сих пор неизвестен. Есть даже версия (которая, правда, вряд ли заслуживает серьезного внимания), что проект памятника нарисовал еще при жизни сам Пушкин.