Вперед вышел сумрачный, низкорослый Крыленко, еще полгода назад разъезжавший по фронту в солдатской гимнастерке с нескладно прицепленной к низко опущенному ремню длинной шашкой. «Кто это?» — удивлялись фронтовики. И слышали в ответ: «Верховный главнокомандующий». — «Дожили, — глядя на клоуна, поставленного над генералами, горевали фронтовики, — теперь-то немец задаст нам перцу». Но недолго верховодил Крыленко, уж слишком рьяно взялся новоявленный полководец за уничтожение русских генералов и офицеров, отдавая предпочтение тем, кто сидел в окопах по другую сторону линии фронта. Пришлось его революционный задор испробовать в тылу. Он был переброшен в ведомство юстиции, где ему поручали возглавлять атаки на внутренних врагов — неугодных большевикам российских обывателей. Вот и сейчас он был во всеоружии — с запасом хорошо отточенных революционных фраз:
«Враги увеличивались с каждым днем. Для Советской власти это является доказательством того, что ее путь правильный».
«Всюду мы видим оскаленные зубы наших врагов».
«Революционный трибунал — это не есть суд, в котором должны быть возрождены юридические тонкости, юридические доказательства, юридические хитросплетения».
«Здесь происходит творчество нового права и новых этических норм».
«Я полагаю, что с этой газетой должно быть раз и навсегда покончено».
«Я полагаю, что революционный трибунал поступит с редактором "Русских ведомостей", как с контрреволюционером».
Верные солдаты революции — члены трибунала, — посовещавшись для виду, ревностно исполнили наказ доблестного генерала советской юстиции. Газета «Русские ведомости» была закрыта навсегда, а ее редактор, «ввиду преклонного возраста», был награжден тюремным одиночным заключением сроком на три месяца.
По документам ЦГАМО, фонд 4613, опись 1, дело 487
Агитация против празднования 1 Мая
Первое мая как праздник рабочих начали отмечать с 1889 года, когда в столетнюю годовщину Французской революции съезд Второго Интернационала принял резолюцию: «Назначается великая международная манифестация в раз навсегда установленное число, чтобы разом во всех странах и во всех городах в один условленный день трудящиеся предъявили общественным властям требования ограничения законом рабочего дня до восьми часов, а также выполнение всех других постановлений международного конгресса в Париже».
В одних странах Первомай переносили на ближайшее воскресенье, в других праздновали после обеда или по окончании работ. И вовсе заглох он с началом Первой мировой войны, когда пролетарии всех стран стали патриотами своего Отечества. Всех, кроме России. «Только вожди русских рабочих тов. Ленин, Зиновьев и др. остались верны революционным заветам Интернационала», — бахвалились большевистские газеты, призывая народ в лихую годину к первомайским забастовкам.
А после победы Октября майские торжества, наряду с днями памяти Карла Либкнехта и Розы Люксембург, приездом Ленина в революционный Петроград и прочими «красными датами», решили превратить в нечто грандиозное.
Началась подготовка к 1 Мая 1918 года. В голодных городах устанавливали прожектора для подсветки зданий, пиротехники готовили фейерверки, повсюду вывешивали красные флаги и лозунги. Особенно постарались в Москве, закутав чуть ли не весь Кремль, ставший цитаделью Совета народных комиссаров, в красную материю.
В этот день обещали устроить чудо интернационализма. Но богомольные москвичи называли его «иудиной пасхой», так как Первомай совпадал с Великой средой Страстной седмицы. По городу распространяли листовки с проповедью настоятеля храма Воскресения Христова в Сокольничьей слободе отца Иоанна Кедрова: