Повседневная жизнь российских подводников

Принимавшую сторону возглавлял бывший военно-морской атташе Франции в России, президент ассоциации французских подводников контр-адмирал Жан-Мари Маттей. Он оказался радушным и хлебосольным хозяином, который сумел показать и красоты Бретани, и военно-морскую базу, где подводные лодки укрыты под многометровой толщью бетонных бункеров.

Ежегодные конгрессы подводников - мероприятия негосударственные, неполитические, некоммерческие. А началось все с того, что в далеком 1961 году французские моряки пригласили к себе в Париж бывших немецких подводников, с которыми воевали в годы второй мировой войны. Былые враги не питали друг к другу никакой личной ненависти. Шла война и они обязаны были топить корабли воющих флотов. Но в отсеках стальных рыбин, погибали люди… Вот они-то, те кто уцелел, и стали потом приезжать и в Германию, и во Францию, и в Лондон, чтобы посмотреть на тех, в чьих руках были их жизни.

Точно так же потом стали общаться между собой и национальные союзы подводников-ветеранов. Первый конгресс состоялся в 1963 году во Франции, предпоследний - 35-й - в Англии. Следующий - 37-й - решили провести в морской столице России Санкт-Петербурге.

ПОД СЕНЬЮ СКИПЕТРА НЕПТУНА

В последний год двадцатого века Санкт-Петербург стал столицей подводников мира. Главы делегаций 14 морских держав (а среди них были ветераны подводных флотов США, Великобритании, Франции, Германии, Италии и других стран) торжественно передали Президенту Санкт-Петербургскому Клуба моряков-подводников Герою России контр-адмиралу А.Берзину бронзовую колонку, увенчанную субмариной. Она будет хранится в Питере, словно скипетр подводного царства, до 2001 года. Впервые за сорок лет подобных конгрессов этот горделивый символ утвердился на российском берегу. До сих пор подводники всех стран объединялись то в Париже, то в Лондоне, то в Венеции, то в Гамбурге, но никогда в России, что в общем-то и понятно. Сначала нас разделяли линии фронтов Холодной войны, потом финансовая немощь русских моряков. И только в прошлом году, благодаря бывшему флотскому офицеру, а ныне удачливому предпринимателю Игорю Федорову, десять наших подводников смогли приехать на 36-й Конгресс во французском Бресте.

Трудно представить себе, чтобы, чилийские танкисты или пехотинцы, решив повидаться, скажем, со своими российскими коллегами по оружию, отправились за тридевять земель куда-нибудь в Наро-Фоминск или Тверь. Но именно это сделали чилийские подводники, совершив 18-часовой перелет из Сантъяго в Санкт-Петербург. И американским командирам ракетных атомарин вдруг позарез стало необходимым посидеть за одним столом с командирами некогда советских атомных ракетоносцев, и они тоже перемахнули через океан. А польские подводники во главе с капитаном 1 ранга Эдвардом Кинасом, те и во вовсе, снарядив яхту, отправились на питерскую «ассамблею» через 9-бальный шторм. И даже израильским подводникам понадобилось о чем-то потолковать за чаркой чая с российскими моряками. О чем? Зачем? В чем секрет этого «подводно-дипломатического» феномена? Об этом чуть позже… А пока о двух, воистину, знаковых фигурах питерского Конгресса.

Примиренные смертью

Герой Советского Союза Адмирал Флота Георгий Егоров и бывший лейтенант кригсмарине Алвин Гуллманн воевали на Балтике. Первый, будучи старшим лейтенантом, командовал в годы войны малой подводной лодкой М-90; второй - командовал сверхмалой подводной лодкой «Зеехунд». Оба пребывали тогда почти в одном звании и погружались в глубины одного и того же Балтийского моря. Разве что не выходили друг против друга в атаку («Зеехунд» Гуллманна охотился за английскими кораблями). Но встретились они здесь - на Конгрессе - у большого гранитного камня на лютеранском кладбище Кронштадта. На камне - чугунная доска, извещающая, что в сей земле покоится прах немецких подводников с U-250 и советских противолодочников с морского охотника МО-105. Сначала ударили немцы - с катера, поднятого на воздух торпедой, не спасся никто. Потом ответили балтийцы, накрыв U - 250 глубинными бомбами. С германской субмарины спаслись лишь шесть человек вместе с командиром Вернером Шмидтом. Вскоре немецкую лодку подняли, поставили в кронштадтский док, извлекли из торпедных аппаратов секретные акустические торпеды, а из отсеков трупы, которые и схоронили в дальнем углу чудом уцелевшего лютеранского кладбища. Несколько лет назад по инициативе морского историка Бориса Каржавина был поставлен этот первый в России общий российско-германский памятник бывшим лютым врагам, «примиренным смертью», как гласит выбитая на камне надпись.

- Я тоже командовал немецкой подводной лодкой, - сказал адмирал Егоров Гуллманну. - После войны десять трофейных «немок» вошли в состав нашего флота. Одна из них - Н-26 - и попала под мое начало…

На той субмарине мог бы служить со временем и Гуллманн, но история распорядилась иначе.