Повседневная жизнь российских подводников

И то, и другое, и третье. РЛС «Альбатрос» весь день работала во время стрельбы с предельной нагрузкой. Требовалась техническая пауза и станцию вывели, в так называемый, «горячий резерв». Это значит, что она была на подогреве, и готова была работать на излучение по первому требованию. Другое дело, что это «первое требование» запоздало. Запоздало, несмотря на то, что с сопровождавшего крейсера заметили опасное сближение и передали на К-56 предупреждение, что дистанция между ней и целью сократилась до 22 миль, посоветовали включить радар и провести маневр расхождения со встречным судном как положено. Командир К-56 информацию принял, но… ушел отдыхать, оставив за себя на мостике старпома, допущенного к самостоятельному управлению кораблем. Но и старпом радиолокатор не включил. Тем временем, как это часто бывает в Приморье, нашла полоса тумана и атомоход вошел в густое молоко. Только тогда, когда до столкновения оставалось пять минут, включили навигационную станцию. На экране возникли отметки сразу четырех целей. Кто они, куда и как движутся -- определять уже было некогда. За две минуты до удара из тумана вынырнули красно-зеленые ходовые огни «Академика Берга».

- Турбинам реверс!!! Лево на борт! - заорал в микрофон старпом. Но было поздно.

Уходя влево К-56 подставила правый борт надвигающемуся форштевню. Удар «Берга», шедшего со скоростью 9 узлов, взрезал легкий и прочный корпус атомарины почти под прямым углом. Четырехметровая пробоина пришлась на стык Первого и Второго отсеков, и после затопления жилого, вода пошла в носовой торпедный…

* * *

Здесь, в носу, ночевало двадцать два человека. Дыхательных же аппаратов было только семь - столько, сколько подводников расписаны в Первом по боевой и аварийной тревогам. Пятнадцать беспротивогазных моряков обрекались на гибель от удушья и утопления. Среди них был и лейтенант Кучерявый, взявший на себя командование отсеком. Он не имел права на изолирующий дыхательный аппарат (ИДА), потому что был «чужим», из другого экипажа. Его противогаз остался на подводной лодке К-23. Спасительные «ИДАшки» могли надеть только те, чьи имена были написаны на их бирках: семеро из двадцати двух…

В тот день жена лейтенанта рожала первенца. В отсеке об этом знали. И мичман Сергей Гасанов, старшина команды торпедистов, отдал Кучерявому свой аппарат:

-Наденьте, товарищ лейтенант, хоть дитё свое увидите…

Лейтенант Кучерявый не стал натягивать маску. В ней трудно было отдавать команды. И тогда остальные - шестеро счастливчиков, которым судьба бросила шанс спастись, сняли дыхательные аппараты.

-Погибать. так всем вместе…

Самому старшему в отсеке - лейтенанту Кучерявому - было двадцать пять; матросам - едва за восемнадцать… Никто не хотел умирать. И потому все рьяно выполняли каждый приказ лейтенанта. Понимали его с полуслова.

Первым делом он приказал конопатить трещину, из которой хлестала ледяная вода и шел хлор. Добраться до трещины было почти невозможно: ее загораживал массивный бак гидроаккумулятора. Заделали только там, куда смогла пролезть рука с молотком. Вода неостановимо прибывала. Тогда пустили трюмную помпу на откачку за борт. Через несколько минут трюм затопило под настил и помпу пришлось отключить, чтобы не вызвать короткое замыкание и пожар…

Работала межотсечная связь «каштан» и Кучерявый слышал, как из Второго отсека инженер-механик Пшеничный докладывал в Центральный пост:

- Пробоина подволочная… Поддув бесполезен. Нас топит по-черному… Прощайте, братцы!

Это не прибавило оптимизма. К тому же через открытый отливной клапан помпы море врывалось в отсек еще быстрее, чем через трещину - затопило второй «этаж» и все перебрались палубой выше. Надо было немедленно закрывать клапан. Для этого нужно было пронырнуть через два затопленых люка - один под другим, и, в кромешной тьме, нащупав на днище вентиль, закрутить его. Ныряли по очереди, каждый успевал повернуть венчик на пол витка, не больше. Потом на на задержке дыхания надо было найти обратный путь через двойную прорубь в стальных листах. Больше всех нырял матрос-молдаванин Степан Казаны. Он и закрыл в конце концов злополучный вентиль. К тому времени все уже были по грудь в воде, даже забравшись на койки верхнего яруса. Над головой оставалась полтора метра воздушной подушки, отравленной хлором. Впору было запевать «Варяга»…

Капитан 1 ранга Александр Николаевич Кучерявый вспоминает с болью в душе:

- Вобщем-то, у меня был в запасе последний шанс… Правда, потом мне сказали, что он все равно бы не сработал. Но тогда я в него верил… Дело в том, что над нашими головами был аврийно-спасательный люк, который вел на носовую надстройку, то есть на верхнюю палубу лодки. Я решил, что когда выдышим весь кислород, отдраить верхнюю крышку люка и всплывать на поверхность. Благо глубина по моим подсчетам была не большая, и мы все успели бы выйти. Но я не взял в толк, что лодка шла своим ходом и потому с почти затопленными двумя отсеками зарывалась носом в воду много больше обычного.