Повседневная жизнь русского кабака от Ивана Грозного до Бориса Ельцина

Антиалкогольная риторика еще звучала. Но Сталин уже в сентябре 1930 года предписывал В. М. Молотову только что назначенному председателем Совнаркома вместо обвиненного в «правом уклоне» Рыкова: «Нужно, по-моему, увеличить (елико возможно) производство водки. Нужно отбросить ложный стыд и прямо, открыто пойти на максимальное увеличение производства водки на предмет обеспечения действительной и серьезной обороны страны. … Имей в виду, что серьезное развитие гражданской авиации тоже потребует уйму денег, для чего опять же придется апеллировать к водке» ^{64}. После таких — разумеется, секретных — решений любые попытки развития трезвенного движения были обречены, тем более что за ним было немало действительных грехов.

Первые же шаги форсированного переустройства экономики привели к серьезным трудностям в снабжении продовольствием. Выходом стало введение в 1928 году для горожан карточек на основные продукты при одновременном повышении цен на прочие товары и расширении коммерческой торговли (килограмм черного хлеба стоил по карточкам 12 копеек, а в свободной продаже — 2,5 рубля). Другим источником бюджетных поступлений стала работа печатного станка: объем денежной массы увеличился за пять лет (с 1928 по 1933 год) в пять раз.

Спиртное не вошло в число распределяемых по карточкам товаров, но с июня 1932 года по постановлению Государственного комитета цен при Совете труда и обороны в продажу поступила пшеничная водка, стоившая в полтора раза дороже прежней ^{65}

. Рост цен на продовольствие продолжался и впоследствии: в 1940 году они были в 6—7 раз выше, чем в 1928-м, и «съедали» все увеличения зарплаты, которая и так была невысокой.

Вот как выглядели в 1937 году цены на продукты, которые можно было добыть после стояния в очередях: килограмм пшеничной муки стоил 4 рубля 60 копеек, лущеного гороха — 3 рубля 60 копеек, гречки — 1 рубль 82 копейки, мятных пряников — 5 рублей 75 копеек, повидла — 4 рубля 30 копеек, кофе — 10 рублей 90 копеек; кусок хозяйственного мыла — 2 рубля 27 копеек; банка сардин — 4 рубля 75 копеек, кеты натуральной — 3 рубля 50 копеек. Поллитровая бутылка вина стоила около 4 рублей, бутылка в 0,75 литра — около 7 рублей; стоимость старых коллекционных вин доходила до 250—300 рублей. После тарификации, проведенной в начале 1930 года, наиболее распространенной у рабочих была зарплата в 60—90 рублей в месяц. Только что приехавшие из деревни чернорабочие получали 30—50 рублей, высокооплачиваемые и квалифицированные — около 180 рублей. Постановление Совнаркома СССР от 1 ноября 1937 года «О повышении заработной платы низкооплачиваемым рабочим и служащим фабрично-заводской промышленности и транспорта» предусматривало такое увеличение зарплаты этим категориям работников, при котором при повременной оплате тарифная ставка вместе с надбавкой составляла не ниже 115 рублей в месяц, а при сдельной — не ниже 110 рублей. Цены же на водку выросли с 11 рублей за литр в 1938 году до 21 рубля 20 копеек в 1941-м ^{66}.

В этих условиях она становилась универсальным средством для пополнения казны. «5 миллиардов мы имеем доходу от водки — или 17 % всех доходных поступлений. Давно мы простую водку назвали "пшеничной" и давно вы вместо написанных 40° пьете 38°», — разъяснял в 1932 году в узком кругу суть «новой линии» в питейном вопросе высокопоставленный чиновник Наркомата финансов ^{67}. А в знаменитом Елисеевском гастрономе рядовой москвич летом 1930 году видел безрадостную картину: «В отделе рыбном до недавнего времени торговали папиросами; теперь — пусто. В большом отделе фруктов — теперь "весенний базар цветов". В отделе кондитерском — детские игрушки и изредка немного сквернейших конфет. В парфюмерном — одеколон, но нет мыла. Торгует один винный, ибо в колбасном изредка жареная птица по 6 руб. за кило. И только в задней комнате торгуют по карточкам хлебом, сахаром, когда он есть» ^{68}

.

В деревне наступил настоящий голод. Хлеб из колхозов выгребался в качестве обязательных поставок, а промышленные товары не поступали, так как государственная система снабжения была ориентирована на обеспечение прежде всего тех социальных групп, которые прямо поддерживали режим и обеспечивали успех индустриализации. В ответ на пустые полки сельских магазинов появились листовки. В одной из них, написанной «под народную поэзию», крестьянин жаловался:

Ты устань-проснись, Владимир, встань-проснись, Ильич.

Посмотри-ка на невзгоду, какова лежит,Какова легла на шею крестьянина-середняка…В кооперации товару совершенно нет для нас.

Кроме спичек и бумаги, табаку, конфект,Нет ни сахару, ни масла; нет ни ситца, ни сукна,Загрузила всю Россию водочка одна ^{69}.