Повседневная жизнь «русского» Китая

Вечером того же дня граждане бывшей Российской империи собрались вместе и стали решать, что же делать дальше. Говорили и спорили много: перейти ли под юрисдикцию Дальневосточной республики, выждать время или же создать собственную организацию. Эмигранты не пришли к какому-то определенному решению и, по словам П. Г. Тидемана, ограничились тем, что выбрали инициативную группу под названием «Русская комиссия в Тяньцзине»».

Заняв помещение бывшего Российского консульства, комиссия направила в Пекин своего представителя Н. В. Вологодского с целью разузнать подробности политической обстановки. Что именно удалось выяснить бывшему премьер-министру колчаковского правительства — неизвестно, но известно, что после его возвращения из Пекина было решено созвать общее собрание русских тяньцзиньцев.

Это собрание состоялось 26 ноября 1920 года, и на нем был избран Комитет представителей русского населения Тяньцзиня, который возглавил В. В. Носач-Носков.

О деятельности этого комитета можно рассказать совсем немного — существовала организация около восьми лет и ничем, кроме благотворительности, в сущности, себя не проявила. Понять причины — легко. Если в Харбине и Шанхае русских было очень много, они могли держаться вместе, сбиваться в какие-то общества, организации, здесь, в Тяньцзине, где их было мало (в 1928 году Русская национальная община, основанная в Тяньцзине в 1925-м, насчитывала 387 человек!), каждый предпочитал выживать в одиночку. К тому же и комитет, и Национальную общину постоянно раздирали разногласия.

4 декабря 1928 года состоялось общее собрание, после которого в «Вестнике» появилась статья: «По заслушивании отчета председатель собрания изложил причины, кои побуждают его и весь состав данного Комитета сложить свои полномочия. В числе этих причин председатель указывает на недоброжелательную критику со стороны членов русской колонии здесь, пассивное отношение к мероприятиям Комитета со стороны русской колонии, выход из Комитета ряда лиц, отсутствие у остающихся членов Комитета достаточного досуга для несения общественной службы».

Одним из последних мероприятий комитета и общины была организация бесплатных курсов «Отечествоведение» для эмигрантской молодежи, где читались лекции по истории русской литературы, русской истории, русской географии. Но вскоре выяснилось, что молодежь не интересуется этими предметами — на занятия в основном приходили люди среднего и старшего возраста, те, кто помнил Россию и тосковал по ней. Эмигрантская молодежь ориентировалась на иное — она овладевала английским языком и куда охотнее изучала историю и культуру США, Англии, Франции. А еще охотнее осваивала Экономику, технические пауки…

Это было естественно, жизнь настраивала на другой лад. Молодые люди росли, формировались не в русском Харбине, не в многонациональном Шанхае, а в глубине совершенно чужой страны, рассматривая свое повседневное существование как жизнь на полустанке, с которого вот-вот тронется поезд.

Куда?

В сущности, не так уж и важно. В новую жизнь, к которой надо быть готовым, потому что нельзя, невозможно жить, оплакивая ту страну, которой не видел или не помнишь да и вряд ли когда-нибудь увидишь.

Не принимала участия молодежь и в деятельности тяньцзиньского Русского клуба, в 1929 году слившегося с Русской национальной общиной, доживавшей свои последние дни. Здесь, в Тяньцзине, все те процессы, которые в других городах требовали какой-то временной и психологической протяженности, происходили стремительно — на малом «пятачке» все всегда случается быстрее и куда острее…

В 1930-х годах русские потянулись из Харбина не только в Шанхай, но и в Тяньцзинь, в глубину страны, где, казалось, можно спрятаться от суровых политических ветров. Но это была лишь еще одна иллюзия в ряду многих других иллюзий.

К этому времени город был перестроен на европейский лад — широкие проспекты, рестораны, ночные клубы, магазины известных фирм Англии, Франции, Германии. Все приметы колониальной жизни европеизирующегося, но продолжающего сохранять национальную самобытность восточного города по имени Тяньцзинь.

Елена Якобсон, чья семья переехала сюда из Харбина, вспоминала: «Рестораны, кафе и ночные клубы были всегда полны. Существовали частные клубы и загородные клубы для британских, французских, немецких и американских граждан, где проводились соревнования по поло, футболу и теннису. В выходные дни устраивались танцевальные вечера, а по случаю государственных праздников или особых событий — настоящие балы. Это был «нормальный колониальный стиль жизни» на маленьком островке безопасности, окруженном морем дружественных и услужливых азиатских лиц».

И было еще одно очень важное, принципиальное отличие от Харбина и от Шанхая.