Повседневная жизнь русского литературного Парижа. 1920–1940

О. Сергий тогда находился в Крыму и оттого не попал на знаменитый «философский пароход», которым из Петрограда был депортирован цвет русской культуры. Через Константинополь он добрался до Праги, а в 1925 году приехал в Париж, где при его активном участии организовали Богословский институт, будущую Академию (Федотов начал там преподавать латынь и специальные предметы год спустя). До самой своей смерти в июне 1944-го о. Сергий был главой этого института и профессором кафедры догматического богословия. Он в эту пору много писал, приобрел мировую известность. Вопреки приближающейся старости и болезням, он остался необычайно деятельным человеком. Его мечтой было грядущее объединение всех христианских церквей; экуменические начинания всегда вызывали у него самый горячий отклик. И с такой же страстью о. Сергий посвящал себя делам, связанным с храмом во имя преподобного Сергия Радонежского, Сергиевым подворьем, крупнейшим православным центром русского Парижа, возникшим при Академии.

Расписывал этот храм Дмитрий Стеллецкий, старый русский художник, который и в пору всеобщего увлечения авангардом сохранил верность традициям допетровской живописи. В Париже у него были единомышленники — члены общества «Икона» во главе с Владимиром Рябушинским. Оно образовалось в тот же год, что Богословский институт, и состояло из бескорыстных энтузиастов, справедливо полагавших, что им определено сберечь древнее национальное искусство, когда на родине делается все, чтобы вытравить саму память о нем. Сергиевское подворье было задумано не как стилизация, оно должно было явить образец органического продолжения заветов Андрея Рублева. Стеллецкий справился с труднейшей задачей, как не смог бы никто другой.

Его росписи начинались на лестнице, ведущей в храм. Там было напоминание о византийских корнях православия: отцы церкви от Иоанна Дамаскина до Максима Исповедника, клейма посередине изображений — такие художник видел в Ферапонтовом монастыре. Покрытая росписью двустворчатая дверь, над нею фигуры Богородицы и Иоанна Крестителя, а в центре София, представленная огненным ангелом на троне, и над нею Спас. Низкий потолок притвора образован деревянными хорами на столбах — точное следование архитектуре церквей русского Севера, который Стеллецкий в молодости изъездил вдоль и поперек. Свечной ящик, сделанный так, словно стоять ему не в девятнадцатом арондисмане, а в старинной церковке на ярославской улице. По рисунку Стеллецкого расшивали и шелк, которым обтянут панихидный канун.

Шесть больших икон в простенках, самые почитаемые святые — ближе к алтарю: святители Петр, Алексей, Иона и Филипп, Ермоген. В иконостасе преобладает символика покаяния и погребенья. Здесь духовный целитель Ефрем Сирин и Пантелеймон, искусный врачеватель физических недугов. Здесь Георгий Победоносец, покровитель воинов, и Тихон Задонский — в память последнего русского патриарха, о котором упорно говорили, что он умер не своею смертью. И конечно, здесь Сергий Радонежский, а вокруг него святые всех убиенных членов царской семьи.

Были и другие православные храмы в разных кварталах Парижа. Роман Гуль, приехавший в 1933 году, насчитал целых пятнадцать. Чаще всего ходили в церковь на рю Дарю 12, ту, где потом будут отпевать Мережковского, Бунина, и Зайцева, и скольких еще. Александро-Невский кафедральный собор был построен и освящен еще в 1861 году, он стал главным храмом русского Парижа. Современник вспоминает: «Среди молящихся в нем можно было увидеть высокие силуэты великих князей, вождей белых армий, героев великой и гражданской войны, бывших министров, дипломатов, членов Думы… Писатели, художники и артисты, наряду с другими эмигрантами, образовали живописную, оживленную толпу, заполнявшую не только обширный храм и церковный двор, но даже и всю прилегающую улицу…»

Гуль писал, что эмиграция, унося с собой Россию, унесла свою Церковь. И верно: в России того времени церкви только закрывали, а комсомольцы почитывали журнал «Безбожник». Сама идея Богословского института была вызовом времени, отмахнувшемуся от вечных духовных запросов.

О. Сергий пригласил преподавателей, чьи имена говорят сами за себя. Патристику читал философ и теолог Георгий Флоровский, будущий автор классического труда «Пути русского богословия». Лекции о философской мысли в России поручили авторитетному историку культуры и религиозной жизни Василию Зеньковскому; в Киеве он недолгое время был министром вероисповеданий правительства Скоропадского. Приезжал из Берлина Семен Франк, впоследствии совсем перебравшийся в Париж; его курс назывался «Духовные основы общества». Франка выслали из России на «философском пароходе». И непреднамеренно оказали важную услугу делу, которому посвятил жизнь о. Сергий со своими сподвижниками.