Повседневная жизнь русского офицера эпохи 1812 года

А. И. Михайловским-Данилевским описан еще более впечатляющий эпизод военных забав: «На другой день рано поутру я встретился с генералом Коновницыным, и мы поехали вместе в Бриеннский замок, который предан был на разграбление. Открыли заваленный погреб, в котором лежало несколько тысяч бутылок вина и множество ящиков шампанского. Это обстоятельство, разгорячившее еще более победителей, послужило к довершению погибели злополучного замка. Между прочим мы нашли отборнейшую библиотеку и кабинет по части естественной истории, на потолке которого повешен был крокодил. Кому-то пришла странная мысль перерубить веревки, на которых он был прикреплен, и огромный африканский зверь с ужасным треском обрушился на шкафы и комоды, в которых за стеклом сохранялись раковины, ископаемые и разные животные. Хохот, сопровождавший сие падение, сокрушившее собою собрание редкостей, требовавшее многих лет и больших издержек, был истинно каннибальский, но явления сего рода неразлучны с войною»^{42}.

Наконец, нельзя умолчать о склонности военных того времени к такому, по нашим понятиям, малопочтенному роду веселья, как шутовство и розыгрыши. Благодаря образному рассказу А. А. Щербинина, служившего при штабе М. И. Кутузова, мы как будто переносимся в 1812 год, где становимся свидетелями невинных, по тем понятиям, развлечений в Главной квартире фельдмаршала: «В это время явились к Кутузову депутаты от дворянства Харьковской и Полтавской губерний, предлагавших в распоряжение главнокомандующего общее вооружение. Кутузов благодарил их за усердие, но предложение отклонил, отозвавшись, что до такой крайности дела еще не дошли (выделено мной. — Л. И.

). Являлись некоторые и частные лица, предлагавшие услуги свои в виде волонтеров. Оригиналы эти были все весьма преклонных лет <…>. Между ними особенно отличался некто Яков Иванович из Воронежа — высокого роста, бледный, с черными глазами и беспокойным взглядом. Одетый в черный гусарский чекмень, он в деле под Малоярославцем, где могла действовать только пехота, явился перед линиею кирасиров, разумеется вне выстрела, и, махая саблею, как бешеный, кричал: "вперед, вперед". Депрерадович велел прогнать его за фронт. Другой волонтер был скромнее. В вицмундире Сумского гусарского полка, в котором некогда служил штаб-офицером, высокого роста, худощавый, лет около 70-ти, он показывал нам опыты своего искусства владеть саблею. Кутузов принял его чрезвычайно ласково, обнадеживая его дать ему занятия; но едва он вышел, Кутузов сказал окружающим: "Ну куда этакому б… служить?" <…>. После Красного и перехода вскоре через Днепр кончился подвиг главной армии. Вышеупомянутый волонтер из Воронежа явился в Орше к Коновницыну и сказал: "Петр Петрович, я довел армию (выделено мной. — 

Л. И.) до древних пределов России и могу теперь спокойно возвратиться в дом мой. Прошу вас представить меня Светлейшему". Яков Иванович, быв приведен к Кутузову, бросился перед ним на колени и получил из рук его орден Святой Анны 2-й степени»^{43}

. В те годы А. А. Щербинину, которого немало забавляли описанные много лет спустя сцены, было чуть более двадцати. Для читателей своих записок он счел нужным дать пояснение: «В этом случае отзывалась в Кутузове и Коновницыне страсть к шутам, свойственная старинным русским барам. Притом Коновницын имел в виду кольнуть этою наградою другого волонтера, капитана Молчанова (искусного фехтовальщика. — Л. И.), родственника Коновницына, который ему надоедал настояниями о доставлении ему, Молчанову, ордена»^{44}.