Повседневная жизнь советских писателей от оттепели до перестройки

Анатолий Гребнев рассказывает о «небесталанном и пьющем» переводчике Юрии Карасеве, попавшем в «негры» к Шарафу Рашидову, «с правительственными особняками в Ташкенте, личным поваром, коньяками и фруктами», читаем мы в дневнике от 5 июля 1988 года. Рашидов – тоже советский писатель и по совместительству многолетний хозяин Советского Узбекистана (в 1959–1983 годах), а ранее – глава Союза писателей Узбекской ССР и автор пятитомного зеленомастного (как весенний хлопок) собрания сочинений 1980 года, где Юрий Карасев действительно указан как переводчик романов «Сильнее бури», «Могучая волна» и прочих произведений про освоение целины, строительство гидроэлектростанции и героев мелиорации. А еще Карасев переводил с узбекского на русский роман Берды Кербабаева и других местных «классиков».

Переводами занимались и те, кто мог бы зарабатывать на жизнь и своими собственными произведениями. Речь идет о прозаике милостью божьей Юрии Казакове. Он перевел на русский язык чрезвычайно «актуальную» историко-революционную трилогию казахского классика Абдижамила Нурпеисова «Кровь и пот» о полной лишений жизни рыбаков Арала. Трилогия и ее автор удостоились Госпремии СССР, а Казаков на полученный гонорар каким-то чудом купил дачу в академическом поселке Абрамцево. «Все дачи принадлежали только академикам, – рассказывает Анатолий Гладилин, – продавать дачи запрещалось, и нуждающиеся вдовы академиков или их дети сдавали дачи приличной публике, в основном писателям»{553}

.

На даче Казаков уже почти ничего не писал, а в основном пил горькую. Юрий Нагибин, не встречавший в литературе «более чистого человека», чем Юрий Казаков, сравнивал его с Андреем Платоновым, который также «знал лишь творчество, но понятия не имел, что такое “литературная жизнь”». Казаков писал мало, издавали его еще меньше, потому и сел за переводы, которые он делал «легко и артистично». Гонорары за переводы он называл «шальными», ибо «они не были нажиты черным потом настоящего литературного труда».

А когда Юрий Маркович спросил своего тезку, почему тот не пишет, то получил такой ответ: «Юра сослался на статью в “Нашем современнике”, где его отечески хвалили за то, что он не пишет уже семь лет. Убежден, что за Казакова можно было бороться, но его будто нарочно выдерживали в абрамцевской запойной тьме. Даже делегатом писательских съездов не избирали, делали вид, что его вовсе не существует…Казалось, он сознательно шел к скорому концу. Он выгнал жену, без сожаления отдал ей сына, о котором так дивно писал, похоронил отца, ездившего по его поручениям на самодельном мопеде. С ним оставалась лишь слепая, полуневменяемая мать. Он еще успел напечатать пронзительный рассказ “Во сне ты горько плакал”, его художественная сила не только не иссякла, но драгоценно налилась…»

Юрий Павлович Казаков ушел из жизни рано – в 55 лет, 29 ноября 1982 года. Нагибин ходил прощаться с ним в ЦДЛ: «Он лежал в малом, непарадном зале. Желтые, не виданные мной на его лице усы хорошо гармонировали с песочным новым сертификатным костюмом, надетым, наверное, впервые. Он никогда так нарядно не выглядел. Народу было мало. Очень сердечно говорил о Юре как-то случившийся в Москве Федор Абрамов. Назвал его классиком русской литературы, которому равнодушно дали погибнуть. Знал ли Абрамов, что ему самому жить осталось чуть более полугода? Не уходит из памяти Юрино спокойное, довольное лицо. Как же ему всё надоело. Как устал он от самого себя». Сертификатный костюм – тот самый, что был куплен в «Березке».

Юрий Казаков не мог писать так много и часто, как например, Анатолий Рыбаков. В противном случае он мог бы исправно получать авансы за публикации в журналах произведения. Но и выплата аванса еще не гарантировала выход в свет романа или рассказа. «Второго апреля 1965 года я принес в редакцию журнала “Новый мир” заявку на публикацию романа “Дети Арбата”. Коротко изложил его содержание, перечислил основных действующих лиц. Тут же, 7 апреля, со мной подписали договор и выдали аванс. Срок сдачи романа – май 1966 года»{554}, – вспоминал Анатолий Наумович. Роман он сдал даже месяцем раньше, его анонсировали в последнем номере журнала на 1967 год. Но опубликован он так и не был. Но аванс возвращать не пришлось.