Возобновилась и традиция походов в гости. В гости ходили по праздничным общепринятым числам. В 20-е гг. их было немало. Выходными днями по-прежнему считались 12 религиозных праздников (полностью эти даты из календаря исключили к 1930 г.). Активно стали отмечаться и новые революционные праздники — 1 мая, 7 ноября и т. д. Культура проведения и религиозных, и революционных торжеств была одинаковой: приготовление праздничной еды, прием или посещение гостей. Гостевые визиты — по данным С. Г. Струмилина, в 1923–1924 гг. самая распространенная форма проведения досуга всех слоев городского населения советской России, — традиционно сопровождались выпивкой. В 1923 г. только несовершеннолетние рабочие тратили на выпивку 4 % своего заработка. У взрослых эта цифра была выше. В бюджете рабочей семьи в начале 20-х гг., согласно официальным данным, затраты на спиртное составляли 2,5 %. Сколько расходовалось на приобретение самогона, браги, денатурата и т. д. — неизвестно. И это происходило в условиях действия сухого закона. В экстремальной ситуации гражданской войны он мог в некоторой степени диктовать нормы потребления спиртного; в мирное же время на первый план выступало саморегулирование жизненных процессов личности, и естественно, что справиться с пристрастием к алкоголю путем запрета было сложно. В пролетарской среде широко был распространен наследственный алкоголизм. По данным Ленинграда, этим недугом страдало более трети рабочих в возрасте до 25 лет[21]
. Полная трезвость, считавшаяся на властно-идеологическом уровне нормой повседневной жизни, таким образом, противоречила бытовым практикам населения и не укоренилась в его ментальности. Кроме того, в отсутствие официальной продажи спиртного в советской стране стало расти число лиц, потребляющих наркотики.Девиантологи рассматривают наркотизм как один из способов реализации ретритизма. Но, в отличие от алкоголиков, наркоманы демонстрируют и некий протест против принятых повседневных стандартов, одним из которых может считаться и потребление спиртного. В этом контексте наркомания является, если так можно выразиться, наиболее аномальной аномалией, особенно для периода 20–30-х гг.
Конечно, не следует думать, что после прихода большевиков к власти население крупных городов России, и прежде всего Петрограда, впервые познакомились с наркотиками. Одурманивающий эффект носило внешне безобидное нюханье табака, что было весьма распространено в России уже в XVIII в. В XIX в. в России появились морфинисты, эфироманы, курильщики гашиша. Вообще развитие медицины и в мире в целом, и в России неизбежно сопровождалось возникновением зависимости определенной категории людей от лекарственных средств и, конечно, прежде всего от тех, которые имели наркотическое воздействие. Уже в конце XIX в. были констатированы случаи привыкания к опию. Популярностью пользовался и морфий; им кололись в основном люди, имевшие непосредственный доступ к медикаментам и шприцам — врачи, медсестры, аптекари.
В начале XX в. наркотики стали выступать в качестве показателя принадлежности личности к новым субкультурам. Появляющиеся духовно-идеологические течения обставлялись новыми бытовыми практиками, часто носившими более эпатирующий и раздражающий обывателя характер, чем сами течения. Эти практики противопоставлялись официальным и господствующим нормам поведения. Не удивительно поэтому, что наркотики стали сопутствующим элементом культуры модерна в России. Столичная богема в начале века увлекалась курением опиума и гашиша. Георгий Иванов, поэт «серебряного века», вспоминал, как ему из вежливости пришлось выкурить с известным в предреволюционное время питерским журналистом В. А. Бонди толстую папиросу, набитую гашишем. Бонди, почему-то разглядев в Иванове прирожденного потребителя гашиша, клятвенно обещал поэту «красочные грезы, озера, пирамиды, пальмы… Эффект оказался обратным — вместо грез тошнота и неприятное головокружение»[22]
. Накануне Первой мировой войны в Россию стал проникать и уже очень модный в Европе кокаин. Первоначально этот довольно дорогой наркотик употребляли шикарные дамы полусвета, иногда высшее офицерство, обеспеченные представители богемы.Октябрь 1917 г., помимо социального строя, коренным образом изменил и тип российского наркомана, явно его демократизировав. Немаловажную роль в этом процессе сыграла Первая мировая война. Не следует забывать, что нередко приобщение к морфию являлось, в частности, следствием тяжелых ранений, излечение которых требовало хирургического вмешательства с применением наркотиков. Однако в медицинской среде морфием кололись не только больные, но и сами медики. Данные, относящиеся к 1919–1922 гг., свидетельствуют, что в Петрограде почти 60 % морфинистов были врачами, медсестрами, санитарами, остальные прошли воинскую службу.