Повседневная жизнь советской богемы от Лили Брик до Галины Брежневой

Ильин, как и его подопечные писатели, брился у парикмахера ЦДЛ Моисея Маргулиса, шутившего, что когда он напишет книгу «Тридцать лет работы над головой писателя», то попросит принять его в родной союз. Ловко орудуя ножницами и бритвой, Моисей уточнял у очередного клиента: «Сергей Владимир-р-рович, ведь вы мне дадите р-рекомендацию?» В такой ситуации не у каждого хватало мужества отказать тщеславному парикмахеру. Пришел как-то к нему стричься сам Фадеев, а в кресле сидит несчастный Рудерман. «Садитесь, Александр Александрович!» — «Куда я сяду, там же человек сидит!» — «Где сидит? Не вижу человека!» — пихал в спину Моисей недобритого Рудермана.

Моисей брал с писателей не по прейскуранту, а с литературной наценкой, им самим рассчитанной. Одному из писателей, заплатившему ему рубль, он обиженно ответил: «Слушайте, если вы такой бедный, я вам сам дам рубль!» Неутомимый болтун, Моисей как-то замучил Катаева, которого стриг, вопросами: «Валентин Петрович, вы были в Риме? А папу римского видели? А на приеме у него были? А что он вам сказал?» — «Папа сказал мне: “Какой болван вас стриг?”», — выпалил раздраженный чередой вопросов Катаев. В следующий раз на вопрос Моисея: «Как вас стричь?» — Катаев ответил: «Молча!»

Моисей любил приставать к писателям-фронтовикам с вопросом: «Что было главным на войне?» — «Авиация, Моисей!» — «Нет!» — «Артиллерия!» — «Нет!» — «Пехота!» — «Нет!» — «А что же тогда, Моисей?» — «Главное на войне — выжить, вот что я вам скажу!»

Наконец, еще один человек, без которого после окончания повседневной жизни не мог обойтись ни один писатель, — Арий Ротницкий, отвечавший за похороны. От него зависело, по какому разряду похоронят писателя: как выдающегося, то есть на Новодевичьем (оно тогда еще было не так заселено, как нынче, когда каждые два метра на вес золота), или видного, значит — на Ваганьковском или Кунцевском, а то и вовсе на Пятницком. В каком зале ЦДЛ будет прощание, с прессой или нет, сколько венков и автобусов, уровень поминок, надгробие и т. д. С Арием все старались дружить — пригодится! И потому ни у кого не нашлось смелости спросить у него в лоб — правда ли, что он участвовал в похоронах Льва Толстого в Ясной Поляне? Еще обидится!

Арий напоминал вампира на пенсии — с седой бородкой, упитанный и лысый с розовым цветом лица. Человек без возраста, таким только и хоронить других. У него не было чувства юмора, но зато имелся цепкий профессиональный взгляд гробовщика: посещая в больнице своего будущего клиента — долго и тяжело болеющего писателя, он сразу прикидывал в голове необходимые размеры. Паустовский однажды столкнулся с Арием у ЦДЛ, тот держал в руках авоську с какими-то банками: «Паек несете, Арий Давидович?» — «Нет, мой дорогой, прах двух писателей».

Светлов пришел к нему с просьбой: «Сколько стоят мои похороны?» Арий долго жался, ссылаясь на некорректность вопроса, ему было неудобно признаться в том, что он давно уже все посчитал. «Фадеева мы похоронили за двадцать пять тысяч, а вас, Михаил Аркадьевич, за десять похороним». — «Отдай мне половину, Арий, мне сейчас деньги ну очень нужны! А похоронишь меня на оставшиеся пять тысяч». Арий задумался: он и дал бы Светлову деньги, но так и не решил, как это оформить. А к Фадееву он прибежал как-то с радостной вестью: «Александр Александрович, я достал такие хорошие места на Ваганьковском, надо занимать, а то уйдут!» Фадеев рассмеялся…

Глава четвертая.

Московский монмартр. Мастерская художника как сосредоточие богемной жизни

«Государыня» — Государственная премия СССР.

Из сленга московской богемы