Повседневная жизнь средневековой Москвы

Особенно много пожаров приходится на правление Ивана III. В этот период происходит активный рост города. По мере того как Москва увеличивалась, пожары учащались и охватывали всё большую территорию. 23 мая 1468 года сгорел весь посад — от Богоявленского монастыря «по самую реку, да по Кузьму [и] Дамиана на Востром конце», то есть до границ позднейшего Китай-города: «Истомно же тогда было и нутри граду, понеже бо ветрено было и вихорь мног, но Бог сохранил его». 30 августа 1470-го загорелся двор на кремлевском Подоле; огонь распространился за реку, где «многи дворы погорели, а иных отнимали»; «головни и береста с огнем далече носило, за много верст». Спустя два года огнем был охвачен посад от церкви Воскресения «на Рву»: «… множество дворов згоре, единых церквей 25 згорело». Во время пожара была такая буря, что пламя метало через восемь дворов. В Кремле опять было «истомно», но ветер тянул в другую сторону и «град уцелел». 4 апреля 1473 года пожаром был объят Кремль, «погоре много дворов», в том числе двор митрополита и князя Бориса Васильевича, Житный двор великого князя. В 1475-м в городе случилась целая серия пожаров — 10 июня, 12 сентября, 2 октября (два пожара), 27 октября. Горели Кремль, Занеглименье, Арбат. В 1476 году сгорела церковь Воскресения «на Рву». 16 февраля 1477 года огонь охватил трапезную Чудова монастыря, 20 марта — кремлевские дворы. В 1479-м загорелись поварни на подворье Николо-Угрешского монастыря в Кремле «и от того кровля граднаа загореся, также и хоромы иже в граде». Пожар заметили только тогда, когда стали кричать жители Замоскворечья. 12 апреля 1485 года «погоре град Москва, Кремль весь». В 1488-м огонь пришел из Замоскворечья и охватил всю восточную часть посада вплоть до Неглинной, сгорело 42 (по другим данным — 30) церкви и пять тысяч (!) дворов. Самым страшным был пожар 1493 года, также начавшийся из-за реки — от церкви Николы «на Песку» и охвативший всю территорию города: «И тогда людем скорбь бысть: болши двоюсот человек згорело людей, а животов безчисленно выгоре». В 1500 году загорелся двор Василия Бобра за Неглинной, на Большом посаде, сгорела вся западная часть посада от Москвы-реки до Неглинной, огонь перекинулся за реку и дошел до Пушечного двора и Рождественского монастыря^{259}

.

Огонь стал постоянным кошмаром князя-строителя Ивана III. Историк Н.С. Борисов пишет об этом очень образно: «Среди “стихийных” духов главным врагом Ивана стала саламандра. Она была страшнее, чем все его земные недруги вместе взятые. Нападения татар и литовцев, немцев и шведов можно было отразить при помощи сильного войска. Но против нее опускали оружие самые храбрые московские воеводы. За несколько часов огонь уничтожал то, что Иван и его подданные возводили многие годы… Там, где пробегала по городу юркая саламандра, брызгая вокруг “легковоспламеняющейся” мочой, поднималась стена огня. А когда пламя угасало, на его месте дымились лишь головешки. Среди них бродили обезумевшие от горя люди. Они отыскивали обгорелые трупы своих родных и близких. Они раскапывали на пепелищах жалкие остатки прежнего благополучия и достатка. Даже такому железному человеку, как Иван, смотреть на них было невыносимо тяжело»^{260}

.

Скорбная летопись московских пожаров потянулась и далее, в XVI век. Только в 1517 году город горел трижды — 18 и 25 апреля и 20 июня. Самыми страшными в этом столетии были два пожара — 1547 и 1571 годов.

Зимой 1547 года Москва торжественно праздновала невиданное дотоле событие: молодой государь Иван Васильевич принял титул царя, который ранее на Руси употребляли только по отношению к императорам Византии и ханам Золотой Орды. Торжественное «венчание на царство» прошло в Успенском соборе 16 января. Коронационные торжества сменились свадебными — 3 февраля семнадцатилетний царь обвенчался с московской боярышней Анастасией Романовной «и была радость велиа о государьском браце». Но не зря говорят, что вслед за большой радостью приходит большое горе.

Весна и лето в тот год выдались на редкость жаркими. «…Бе бо тогда засуха велика», — сообщает летописец. В апреле трижды горел Великий Новгород, тогда же заполыхала и Москва. 12 апреля загорелась одна из лавок в Москотинном (Москательном) ряду, где торговали дегтем и красками; выгорели две тысячи лавок с товарами, огонь уничтожил приречную часть посада к югу от Ильинки и добрался до Соляного двора. В башне у реки загорелся порох, и ее разорвало, «размета кирпичие по брегу рекы». Было много жертв. Той же ночью сгорело десять дворов в Чертолье. 15 (по другим данным — 20-го) апреля занялось Заяузье, сгорела церковь Спаса в Чигасах, в которой погибли фрески Дионисия, «погореша Гончары и Кожевники», «и Лыщиково погоре по Яузу». Огонь уничтожил 2200 дворов^{261}. Но апрельские гари были только прелюдией.