Повседневная жизнь средневековой Москвы

Однако число каменных домов увеличивалось медленно, и к концу столетия царские указы изменили тональность. 23 октября 1681 года указ «о покрытии палатного строения тесом или дранью и о делании каменнаго строения» уже требовал, чтобы «всякое палатное строение крыли тесом, а сверх тесу усыпали землей и укладывали дерном; или крыть дранью на подставках, чтобы легче тесу для того, чтобы в пожарное время можно было для отъемки кровли сломать скорее, чтобы от того пожары не множились». Кроме этого, объявлялось: «…у которых у вас дворы по большим улицам, к городовой стене к Китаю и к Белому городу, и которые ныне погорели, и тем людям указал Великий Государь делать каменное строение; а на то строение пожаловал Великий Государь, велел вам дать кирпичу из приказу Большого дворца по указной цене по полтора рубля за тысячу в долг, а деньги в Свою Государеву казну взять с вас погодно в десять лет… А кому за чем каменнаго строения строить не в мочь, и тем по большим улицам, вместо забору, строить стенки каменные неотложно по весне, для того, что большие улицы, во многих местах тесны, и в пожарное б время свободно было стрельцам от пожара дворы отымать». Видимо, никто не спешил воспользоваться царской милостью, поэтому 1 сентября 1685 года и 3 октября 1688-го правительство царевны Софьи повторило этот указ, прибавив: «Деревяннаго строительства отнюдь никому не делать, а кто сделает какие хоромы или чердаки высокие, у тех строение велеть сломать»^{204}.

Несмотря на это, вплоть до конца столетия Москва оставалась в основном деревянным городом. Даже в 1787 году число каменных домов в городе составляло 18 процентов. С учетом каменного строительства, которое велось в XVIII веке, можно полагать, что веком ранее число каменных домов не достигало и десяти процентов.

На протяжении всего XVII столетия на дворах москвичей строились и сохранялись те же основные типы и виды построек, но сочетание основных элементов дома и дворовых строений в каждом владении было своеобразным, о чем свидетельствуют их описания в документах. Выше уже приводилось описание усадьбы князя И.В. Ромодановского, вольготно расположившейся за стенами Богоявленского монастыря. Еще более обширным был двор князя Юрия Андреевича Пенинского-Оболенского, который описан в его духовной грамоте, составленной не позднее 1565 года: «А что на Москве на моем подворье хоромов на заднем дворе горница с комнатою, перед комнатою сени, перед горницей повалуша да сени же, да на заднем дворе две избы хлебные, да пивоварня, да поварня, да мыльня, а на переднем дворе две повалуши да анбар, а на другую сторону ворот два погреба, конюшня, две сенницы да житница. А столовую горницу с комнатою и с подклеты, да повалушу комнат… да сени с задним крыльцом, и с переходы, да горница одинока на конюшенном дворе…» Как видим, в княжеской усадьбе было два двора — передний и задний, господский дом располагался в глубине и состоял из нескольких помещений. Столовая горница с «пова-лушей», сенями и переходами стояла отдельно^{205}

.

В 1559 году Яков Степанович Бундов продал Кирилло-Белозерскому монастырю двор «на Орбате подле Савинского монастыря», на котором стояли три избы, «да пристена (пристройка к стене дома. — С. Ш.), да клеть», мыльня, погреб, ледник с напогребицами. Двор был огорожен заметом — дощатым забором

^{206}.

В 1586/87 году Дмитрий Леонтьевич Ворыпаев заложил свой двор у церкви Введения во храм Богородицы рядом с Соловецким подворьем монаху Протасию за пять рублей. На дворе имелись «горенка да сени бревенные не покрыты, да погреб под сеньми, да мыленка ветха, да городьба кругом»^{207}

.

Вдова сусального мастера Афанасия Яковлева Анна Сидоровна в 1630 году продала Новоспасскому монастырю за 30 рублей двор «за Яу[з]скими вороты, за Белым городом, в слободе Денежных мастеров, в приходе Живоначальные Троицы и Чюдотворца Сергия». На дворе стояли строения: «изба, а против избы повалуша, а промеж избы-повалуши (в данном случае, вероятно, так названа горница на высоком подклете. — С. Ш.) сени с крыльцом; да на дворе погреб». Владение было окружено «городьбой» и соседствовало с подворьем Новоспасского монастыря, потому и было приобретено старцами^{208}.

В 1646 году Федор Криков Большой Протасьев продал Никифору Демидовичу Малыгину за 100 рублей двор у Никитских ворот Белого города. На дворе находились «горница на подклете, против ее повалуша, меж ими сени, да два погреба, да колодезь, а двор огорожен забором»^{209}.