Повседневная жизнь Вены во времена Моцарта и Шуберта

Вокруг нагромождения танцевальных залов, ресторанов, театров Швендер развертывает великолепие своей новой затеи, которую называет Новым Светом, с искусно подсвеченными садами, дворцами Тысячи и одной ночи, громадными оранжереями, фонтанами и ярмарочными аттракционами. Все это прекрасно отвечает характеру и облику «веселой» Вены, а значит, большой части венцев: надо было пребывать в очень мрачном настроении или не иметь совсем ничего такого, что можно было бы отнести к ростовщику, чтобы отказаться от всех этих соблазнов, не отозваться на страстный призыв скрипок, приглашающих к вальсу весь город.

Штраусы

«Специфично само начало танца. Штраус начинает свою трепетную, пылкую прелюдию, трагическую, как счастье, отмеченное печатью родовых мук Венец обнимает рукой свою партнершу, и пара, раскачиваясь на месте, постепенно входит в ритм вальса. В течение нескольких тактов они вслушиваются в музыку, похожую на меланхоличную соловьиную песню, бесконечно мелодичную и захватывающую. Затем внезапно взрывается триумфальная трель. Начинается вальс: в головокружительном темпе он обрушивается на танцующих, увлекая все на своем пути». [122]

Лаубе очень точно описал также и ту напряженность, то почти мучительное предвкушение, то нетерпение, с которым толпа ждала момента, когда дирижер поднимет свою палочку. И когда Иоганн Штраус появлялся за пюпитром, от этой замершей в ожидании публики к музыканту словно поднималась волна идолопоклоннической страсти. «Все взоры обращались к нему. Это было мгновение всеобщего благоговения. Поскольку будущие поколения несомненно захотят узнать, как он выглядел, этот Иоганн Штраус, я попытаюсь его описать. В нем было что-то африканское, экзотическое, буйное, сверхсовременное, дерзкое, безудержное, беспокойное и пылкое… Каждый волен выбрать любое из этих прилагательных. Этот человек был черен, как мавр, с вьющимися волосами, с чуть приплюснутым носом, с дерзким ртом, очерченным готовыми затрепетать от звука мелодии полными губами. Если бы его лицо не было таким бледным, он был бы вылитым царем Валтасаром. В период царствования Ирода этот черный властитель принес Сыну Божьему опьяняющий ладан. Именно это делает и Штраус. Он также изгоняет своими вальсами злых духов. В общем, это современный заклинатель, колдун. Он подчиняет себе наши чувства, опьяняет их своей музыкой. И даже дирижирует он по-африкански. Как только ураган вальса разворачивается в полную силу, его члены словно перестают ему принадлежать. Смычок пляшет где-то там, где кончается рука, ноги полностью отдаются ритму музыки. Начинается оргия звуков!»

Имена дирижеров, вдыхавших жизнь в венские балы, забывались, как только исчезали очарованные ими поколения. Их можно теперь найти только на пожелтевших страницах газет да на старых афишах, обещавших роскошное гала-представление. И лишь одно имя остается бессмертным — имя композитора и дирижера Иоганна Штрауса, «Наполеона вальса». Как и имена его троих сыновей, тоже музыкантов, Иоганна Штрауса Младшего, самого знаменитого, автора

Прекрасного голубого Дуная, а также Йозефа и Эдуарда Штраусов. Рядом с первым Иоганном Штраусом следует поставить его друга и соперника нежного Йозефа Ланнера, чьи вальсы несут в себе более томное, более меланхоличное очарование, на которое впоследствии отзовется Шуберт.

Иоганн Штраус родился в 1804 году в квартале простонародья Леопольдштадте, где его отец держал небольшой кабачок. С самого раннего детства он был одержим гением ритма и постоянно выражал эту свою страсть, ударяя друг о друга двумя палочками. Ритм был настолько новым и главенствующим элементом в его музыке, я хочу сказать, и в его сочинениях, и в том, как он их исполнял, что когда во время гастролей в Париже его услышал Гектор Берлиоз, автор Фантастической симфонии

был поражен до глубины души, и здесь стоит напомнить о том, как музыкальный критик Берлиоз судил о таланте этого австрийца в одной из своих статей, опубликованных в Журналь де дебав 1837 году.