Читаем Повседневная жизнь Версаля при королях полностью

Говорят, один проезжий англичанин обратил внимание на эту вещицу и перевез в свою страну, где она настолько полюбилась, что превратилась в национальный гимн. Странно: неужто и впрямь своим «God save the King»[61] наши соседи обязаны свищу Людовика XIV?

Кольбер работает

Один из современников описывает его угрюмцем. Глубоко посаженные глаза и густые брови «придавали его лицу суровость; на первый взгляд оно казалось сердитым и неприятным».

К нашему жанру «истории с маленькой буквы» такая серьезная и внушительная особа должна, казалось бы, иметь лишь отдаленное отношение. Но изданная герцогом де Люинем переписка великого министра (из обширных архивов замка Дампьер) изобилует столь красочными и столь характерными деталями, что даже скучнейший из историков найдет себе там, чем поживиться.

Письма эти относятся к той поре, когда Кольбер (родившийся, как известно, в Реймсе в старом домишке, пощаженном временем и немецкими пушками, у скромного суконщика, торговавшего под вывеской «Длинное платье») сумел после нескольких лет учебы у некоего банкира попасть в дом кардинала Мазарини. Тот «раскусил» Кольбера и поручил ему ведение своих дел.

Кольберу было тогда 35 лет, и он мужественно принялся распутывать самые головоломные из существовавших когда-либо на свете счетоводческих книг. Задача неблагодарная: Мазарини был транжирой; в одно и то же время расточительный и жадный, расчетливый и неосмотрительный, он спекулирует, входит в долги, скопидомничает, торгуется… Сегодня — богач, завтра — без копейки, он скупает все на свете: шелка, герцогства, должности, ковры, зерно, корабли, скот, драгоценности, армии, мебель и аббатства. Сохраняя хладнокровие под этим шквалом, Кольбер ухитряется залатать дыры и успокоить заимодавцев; если касса пуста, он платит из собственного кармана и даже занимает деньги у своих друзей. Он шлет своему господину краткие и точные отчеты, черновики которых, написанные убористым, мелким почерком на случайных листочках без полей и красной строки, с помарками и вставками на заботливо приклеенных бумажонках, выдают привычку человека экономного, знающего цену всему. Никакого красноречия — только факты, счета, отчеты о хозяйстве, советы, предостережения, политика, финансы…

Кольбер вникает во все. Он выручает кардинала из самых компрометирующих ситуаций. Он оплакивает прискорбное состояние торговли и ремесел. Он мечтает о создании королевского флота, что обеспечило бы превосходство Франции на море. Он берется за наиболее трудные экономические проблемы, но при этом следит за мелочами, даже за урожаем фруктов, что собирают в саду кардинала для приготовления варенья в подарок королеве: «Я распоряжусь поместить их в большие фарфоровые миски, так будет лучше всего». Его заботят и выращиваемые в Венсенне телята: «Я очень тревожусь, как бы они со временем не похудели», и сам пишет в Рим, «чтоб получить совет, как выхаживают молочных телят». Он печется и о курах Его Преосвященства: «Они сейчас в прекрасном виде, и думаю, будут чрезвычайно вкусны, как и вольерные голуби». Одновременно он видит насквозь темные махинации Фуке и вовремя спасает монархию от грозящей ей в этой связи опасности.

Как известно, Мазарини перед кончиной «завещал» своего преданного слугу Людовику XIV, дав ему поистине блестящую рекомендацию: «Государь, я обязан Вам всем. Но я рассчитался полностью, оставляя Вам Кольбера».

Нет нужды долее распространяться о чудесах, которые сотворил сын реймского суконщика на королевской службе. Достаточно вспомнить: государственный доход к моменту вступления Кольбера на пост контролера финансов составлял 89 миллионов; долг, старый, со времен правления Валуа и растущий, как снежный ком, отнимал более половины, так что на самом деле правительство располагало лишь 37 миллионами, цифра в наши дни смехотворная. К моменту смерти Кольбера доход вырос до 105 миллионов, дефицит снизился до 32 миллионов.

Испытав этого образцового слугу и убедившись, что искать более умелого было бы глупо, Людовик XIV взвалил на него всю работу. Получилось, что Кольбер превратился в ангела-хранителя сразу всех министерств, за исключением военного: финансов, искусств, общественных работ, торговли, ремесел, морского, земледелия и министерства колоний. Раньше все эти службы существовали лишь в зачатке, создал их он сам. При такой нагрузке другой на его месте умер бы уже через полгода, он же, играючи, успевает все и во всем добивается успеха непонятно, каким образом. Но даже и эта чудовищная масса работы не утоляет его жажды деятельности. Вот тут-то наш сюжет и внедряется в область «малой истории».

Перейти на страницу:

Все книги серии Живая история: Повседневная жизнь человечества

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное